В действительности все участники совещания — Гейдрих, восемь государственных секретарей и один министерский директор говорили тогда на вилле у Ванзее без оглядки и абсолютно открытым текстом.
После совещания Гейдрих, Эйхман и шеф гестапо Генрих Мюллер вернулись к открытому камину в уютном кабинете. Ординарцы наливали в рюмки коньяк. Настроение у всех было прекрасное. «Я никогда не видел Гейдриха таким раскованным», — вспоминал Эйхман.
Стрелки были окончательно переведены на массовое уничтожение. С марта 1942 года начали поступать людские транспорты из всей Европы в лагеря смерти. Ответственным за общее руководство депортацией евреев был назначен подручный Гейдриха — Адольф Эйхман.
Что происходит с человеком, который планирует миллионы человеческих смертей? Внешне Гейдрих, в полном соответствии с принятым клише о закаленном и невозмутимом эсэсовце, производил впечатление холодного и жесткого человека, неумолимого в последовательности своих поступков. Но имелись признаки и того, что роль, которую он исполнял, вызывала в нем скорее ненависть, нежели гордость за себя. Начальник отдела в ГУИБ Штрекенбах полагал, что приказ Гейдриха, отданный оперативным группам, о проведении массовых расстрелов, был самым тяжким испытанием в его жизни». Задание, которое возложили на него теперь, превосходило все предыдущее многократно.
В душе он оправдывал свою работу «долгом быть жестким и непреклонным». Говоря о муже, Лина Гейдрих утверждала, что он считал «своим долгом выполнять любые задания до конца, не боясь последствий». Поэтому жертвам не было легче от того, что он эти «задания» все больше воспринимал «как негативные». Возможно, он не испытывал внутренней потребности в совершении преступлений. Вдова говорила, будто он по ночам не находил себе покоя: «Он часто переворачивался с одного бока на другой и не мог уснуть. А почему, — не говорил».
С лета 1941 года, когда оперативные группы СД убивали людей по его приказу, Гейдрих начал искать новое поприще деятельности, новый шанс для продвижения по службе. И такой шанс нашелся, когда чешское сопротивление в «имперском протекторате Богемия и Моравия» грозило перерасти в восстание, а «наместник- протектор» Константин фон Нойрат попал в немилость у Гитлера. Массовые демонстрации, акты саботажа и забастовки в «протекторате» — центре военной промышленности за пределами собственно империи, приобретали угрожающие для оккупантов размеры.
24 сентября 1941 года Йозеф Геббельс писал в своем дневнике: «Дела в Праге близки к кризису, и фюрер принял решение энергично вмешаться в происходящее. Он полон решимости откомандировать Гейдриха для оздоровления тамошней обстановки… В таких критических ситуациях у руля должны быть сильные мужчины. У этих сильных мужчин должна быть твердая и решительная рука. Они не имеют права поддаваться эмоциям, отвлекающим их от поставленной цели».
Нойрат утратил свои полномочия, и рядом с ним оказался в лице Гейдриха человек, который мог железной рукой удушить в зародыше любое сопротивление. Гейдрих был счастлив получить новое задание. Жене, которая сначала была против переезда на новое место, он сказал: «Там нужно сделать много хорошего. Если хочешь управлять страной, нужно сразу проявить строгость и одолеть всех противников. Тогда несравненно легче и радостнее будет править».
Наконец-то он получил «позитивное задание».
Лина Гейдрих: «Рейнгард был убежден, что в Праге он должен исполнить «поручение свыше». Прием для Лины был достоин супруги правителя: «От вокзала мы едем в автоколонне в Пражский Град. Оцепление, у обочин дорог полиция. Я прихожу в себя, только когда оказываюсь у окна замка и смотрю вниз на утопающую в ярком золоте Прагу. Чувствую, что я не простая смертная. Я — принцесса и живу в сказочной стране. Нет войны, нет врагов, нет бедных и богатых. Я стою в центре сада Господня и могу все чувствовать, видеть и наслаждаться. Потом я думаю об этом судьбоносном городе, в котором для меня сходятся воедино все политические, национальные и духовные узы. Прага теперь для меня — это вся Европа».
Но Прага теперь была прежде всего сценой террора Гейдриха. Начало его службы возвестили звуки литавр. Уже в день своего прибытия новый правитель объявил чрезвычайное положение на 22 часа в Пражском Граде, запретил собрания в городе и ввел законы военного времени, словно бунт уже на пороге. Количество смертных приговоров за первые 20 дней выросло до 400. Пражским журналистам он сказал, что его цель заключается в том, чтобы «этот край в полной мере исчерпывал свой военно-экономический потенциал. Все, что будет мешать этой цели, я буду подавлять независимо от того, из какого угла это исходит».
На деле же Гейдрих хотел еще большего. Лина Гейдрих сообщала: «Он задавал себе вопрос, каким образом можно гармонично встроить эту страну в «мир» Гитлера». Конкретно это означало: «Полная германизация земли и людей на ней живущих», «онемечивание подходящих в расовом отношении чехов» и «выселение расово неприемлемых чехов и враждебной империи прослойки интеллигенции».