Чада, домочадцы и исчадия

Вот теперь он завопил, сообразно своему облику, оглушив этой сообразностью не только меня, а, наверное, и всё село, и рванулся ко мне так, что чуть не оставил ухо в пасти пса, не ожидавшего такой резвости, а оттого не успевшего  разжать челюсти.

К выходу из деревни я пошла уверенной, плавной походкой, высоко подняв голову —  чтобы кокошник гордо смотрел в небеса, а сарафан царственно плыл…

На мне, правда, не было ни кокошника, ни сарафана —  но кого волнуют такие мелочи при наличии тренированного воображения?

Я была уверена, что чудо-юдыш прыснет в сторону, стоит лишь нам выйти за ворота, и даже готовилась поберечь руку и вовремя выпустить его, когда дернется. Но нет, лесной ребенок шел рядом со мной, как пришитый, еще и поглядывал на меня пугливо, дурошлеп… Пес, кстати, его поймавший и рысивший рядом, эту святую наивность совершенно не пугал.

Все же, в Премудром урочище у местных хозяек репутация жесткая.

Она появилась, когда мы  подошли уже к самой опушке.

Возникла из кустов, в которых казалось бы, и собаке не спрятаться, не то что эдакой туше —  а вот поди ж ты!

Появилась, и замерла, настороженно глядя на меня желтыми глазищами.

Детеныш тоже замер испуганным сусликом, но я отчетливо чувствовала, как подрагивает в моей руке его лапа.

Разжав ладонь, я подтолкнула его вперед —  и тот скакнул с места, размазавшись в воздухе неясной тенью, а снова возник уже за надежной материнской спиной.

—  Вина на тебе, —  отчетливо проговорила я, глядя прямо в желтые глаза взрослой. —  Ты за ребенком не уследила, ты и ущерб деревне нанесла. Возместить надобно. Думай!

И, царственно кивнув своим словам —  а чуда-юда в ответ поклонилась —  я развернулась и гордо пошла в деревню.

Толпа к моему возвращению так и не разошлась, народ переговаривался, возле открытых складских дверей вертелась детвора…

При моем появлении народ смолк, а я с видом целеустремленным и деловитым прошла в склад.

Потому что очень мне любопытно было, во-первых, чего этот неслух сложносоставной к матери не мог выйти, а во-вторых,не нанес ли мой пес в процессе охоты местным больше ущерба, чем совокупными усилиями смогли причинить мать и дитя, и не явятся ли селяне уже ко мне, с требованием этот самый ущерб компенсировать?

В складе царил бардак, но не погром.

Я прошлась вдоль стен, пытаясь разобраться, что здесь происходило.

Склад обустраивали основательно: все стены —  в полках, на которых что-то стоит или  лежит, с потолочных балок свисают крючья, на которых подвешены какие-то непонятные ремни, мотки веревок, и даже  нечто, условно опознанное мной как хомут.

Дальний от входа угол завален мешками. Те, что побольше —  с зерном, вон, из свежей прорехи, созданной то ли когтями, то ли копытцами, золотистый ручеек бежит.

На большие мешки рядом пристроили мешочки поменьше. Я подобрала один, упавший на землю и из любопытства развязав на совесть завязанную горловину, обнаружила внутри обычную соль — паршивой очистки, дома я бы такую  серую ни купила бы, а здесь, видно, и эта —  за счастье. Ее, скорее всего, и разложили бережно на зерне, чтобы не сырела… Вернув соль на то место, с которого она упала, я продолжила развивать дедукцию.

Ближайшая к этому углу полка оборвалась и повисла на одном гвозде, а земляной пол рядом с ней усеян черепками...

Итак. Судя по всему, наш ушастый друг, пробрался в деревню и забрался в склад, где и спрятался за мешками. Когда пес обнаружил беглеца, тот не обрадовался и попытался удрать. В процессе ребятки лапой или копытом порвали мешок с зерном, уронили соль и обрушили полку.

В виду установленных фактов, нанесенный силами добра ущерб признается недействительным —  а силы зла уже изгнаны из населенного пункта с соответствующим внушением!

За сим, победа сил добра объявляется безоговорочной, а самим силам добра дозволяется покинуть место эпической битвы добра и зла!

Я крутанулась на пятках —  и чуть не сшибла Ульянку.

Кстати!

Вот тебя-то мне и надо!

Ульянка, в отличие от собаки, не шарахнулась от меня, когда я присела перед ней на корточки. Возможно потому, что Ульянке я предложила улыбку, а не работу.

—  Ульяна, ты, когда от бабушки домой возвращалась, ничего странного не заметила?

—  Нет, тетушка Премудрая!

Я же задумалась:

—  А пирожки-то с чем были?

— С зайчатиной, с яйцом, с грибами, с капустой еще...  —  девчонка явно растерялась, но добросовестно перечислила.

—  Вкусные?

—  Очень вкусные! У нас еще остались, тетушка Премудрая! Хочешь, я тебя угощу?

—  Спасибо, милая, не нужно.

Я улыбнулась доброй девочке:

—  Пирожки пахли, небось, на весь лес? —  а когда та кивнула, снова шлепнув себя по спине косой, уточнила, —  Ела по пути?

—  Ага…—  Ульянка залилась краской, и шепотом призналась,  —  Не утерпела…

—  Понимаю тебя, —  я вздохнула. —  Кто бы на твоем месте устоял?

Угу… Вот и этот, с пятачком —  не устоял!

Выходя с ребенком из склада, я про себя твердо решила, что этой догадкой делиться ни с кем не буду.

Толпа все так же не разошлась, и я, отпустив детскую руку, громко объявила:

—  Не бойтесь, люди добрые, ушли гости лесные —  больше разорять вас не будут, спите спокойно!