Ладно, не буду дочитывать вам остальное. Вот, возьмите, у меня дома еще несколько экземпляров. Это хороший сувенир.
О том, что ведьма взорвалась в лесу одновременно с началом грозы, насланной ее матерью, сожгла свой намордник и напустила диких животных на деревню, я узнал гораздо позже, на допросе. Именно поэтому добавил от руки эти сведения в ту версию, которая сейчас лежит перед вами. На самом деле, не так давно. До самой смерти Фелисите отказывалась признать, что участвовала в том бедствии.
Но как по мне, местные и без Эгонии убежали бы, сверкая пятками. Теперь вы понимаете, почему они не хотели со мной разговаривать. Другие заброшенные деревни, Рокка-Спарвьера, Турнефор, пережили чуму, затем столетие спустя – наводнение, а еще через сто лет – голод. Здесь, на Мон-Бего, всего за полчаса с ними случилось гораздо худшее.
И что после этого остается делать, кроме как молчать, позволять себе забыться и возжигать свечи, надеясь, что проклятия не найдут вас по новому адресу?
Тем более у меня не было никакого странночая, чтобы помочь очевидцам излить душу. Я только что устроился в архив – не в красивый муниципальный архив в мраморном дворце, а в ведомственный. В современном здании рядом с выездом на автостраду. Оно было очень уродливым, но более удобным, чем старый дворец, где краска уже давно потрескалась, а холод в декабре просачивается в каждую щель.
И где была Марин, это правда. Марин, которая стоила того, чтобы зимой замерзать до смерти, а летом – задыхаться от жары. Она умерла вскоре после моего приезда. У меня не было возможности узнать ее ближе, о чем я искренне жалею.
Мне только что исполнилось пятьдесят три года. Эта новая работа стала для меня своеобразным подарком к раннему выходу на пенсию после тридцати лет работы в мэрии. Именно поэтому, когда мне поручили написать этот отчет, я не сразу понял, что под оберткой подарок воняет ядом.
После нескольких месяцев неудач и нескольких шрамов я наконец обратился к Фелисите. Она постоянно покупала у меня осязаемые для призраков предметы; вот я и подумал, что с допросами мертвых ей больше повезет, чем мне – с живыми. А тут еще Мирей только что сообщила, что родилась в Бегума.
Когда я спросил Фелисите, может ли она мне помочь, проводница рассмеялась:
– Как оказалось, могу. Но не с призраками. Не для этой истории. Присядь, и я все тебе расскажу. Хочешь чашку чая?
Последнее письмо
Эта могила ребенка – самая утопающая в цветах на холме. А под пожухлыми лепестками – самая голая. Имя и две полустертые даты.
Через несколько недель после их с Эгонией спуска в колодец Фелисите позвонили. Марин только что получила разрешение на ознакомление с запечатанным документом. Это было странно. Обычно «акула побережья» никогда не занималась ничем столь незначительным. Факс пришел с такой запиской:
В коробке, которую Марин с осторожностью открыла, обнаружился один-единственный листок бумаги. На нем была указана дата рождения Карин, а также дата ее смерти и местоположение могилы, напротив могилы родителей, написанное уже другим почерком. Закарио, должно быть, использовал все влияние кормилицы-пророчицы, чтобы этот листок хранился здесь, вдали от глаз и памяти Аделаиды.
Близнецы покидают кладбище и направляются вниз по тенистым ступеням холма. Проходя мимо сторожки, ведьма выкрикивает случайные числа, чтобы досадить смотрителю, который заполняет сетку судоку.
Фелисите достает из кармана связку ключей и отдает ее Эгонии. Завтра она отправляется в Бангкок на встречу с новым производителем.
– Тайские чаи прекрасно подходят для живых клиентов. Но нам нужен именно странночай. Передай Марин: мертвые начинают жаловаться. Особенно графиня.
– Анжель-Виктуар жалуется? Быть такого не может.
На Кур-Салея несколько местных жителей нежатся на террасах под солнцем, пока первые апрельские туристы не приехали и не украли его у них. Дворец Каис-де-Пьерла все так же похож на выгоревший подсолнух; преобразился только первый этаж. На фасаде красуется слово, сплетенное из диковинных цветов:
Или так, или «Чаегония». К счастью, название салона сестры разыграли в карты.
В прохладном темном холле Фелисите открывает почтовые ящики и вручает близняшке конверт с ее именем, после чего поднимается по лестнице. Лифт не работает.
Письмо пришло из Испании. И оно не последнее: начиная с этого весеннего дня Эгония еще много лет будет общаться со своей второй сестрой. Но вот ездить туда вскоре перестанет – поезд отменят. Сами знаете, как это бывает. Департаменты не желают содержать поезда, которые ходят в никуда. Им не нравятся рельсы, ведущие в сердце пустыни.