Чагин

В конце присланной шифровки следует краткое сравнение Банхилл Филдс Бериал Граунд со Смоленским кладбищем. Сопоставляя чувства, нахлынувшие на него на двух указанных объектах, Исидор высказывается не в пользу английского захоронения. На основании изложенного Чагиным посещает меня шальная мысль: а что, если перезахоронить Д. Дефо на Смоленском кладбище? Предвижу, что кому-то такая процедура покажется несвоевременной. Так я ведь и не настаиваю, но на посещение мысли, согласитесь, имею право.

Вот я давеча сказал, что в библиотеке, на первый взгляд, никаких тайн не содержится. Внимательный читатель, убежден, сказанное отметил. Но я ведь сказал: на первый. При втором же брошенном на Британскую библиотеку взгляде обнаруживаются у нее не то чтобы тайны, но события, о которых там лишний раз не поминают. Имею в виду покупку Синайского кодекса у ленинградской Публичной библиотеки. Которая, замечу, не планировала его продавать. Ну, то есть, совершенно не собиралась.

Думая об этом инциденте, чувствую подступающий к горлу ком. По тому, как плывут линии библиотечных колонн, понимаю, что глаза мои полны слез. Решение тогдашнего руководства СССР вызывает у меня глубочайшее сожаление. Не меньшее сожаление испытываю и в отношении английских, с позволения сказать, контрагентов: история эта не совсем красивая. На всех участников сделки она легла пятном, которое я определил бы как несмываемое.

Ознакомившись в свое время с историей вопроса, был охвачен чувством разочарования, а где-то и безнадежности. По зрелом же размышлении задался вопросом: не преувеличиваю ли я несмываемость сего пятна? Не усугубляю ли то, что, возможно, не так и сугубо? Коли так, то должно же быть средство это пятно смыть. В качестве такового увиделся мне Исидор Чагин.

Первоначально на Исидора имелись другие виды. Выдающиеся его мнемонические данные планировалось использовать для запоминания некой оперативной информации. Когда же ее отсутствие стало непреложным фактом, планы наши изменились и в моем растревоженном сознании возникла операция «Биг-Бен».

По мере развития моей мысли контуры операции, прочерченные пунктиром, проступали ясней и ясней. Пробелы пунктира заполнялись новыми деталями, так что он постепенно преобразовался в сплошную линию. Как только это произошло, мы с Николаем Петровичем ознакомили с планом операции Чагина.

Первый этап «Биг-Бена» не предусматривал активных действий. Исидору предоставлялась возможность осмотреться и изучить ситуацию в целом. Конечной же целью нашего грандиозного плана было возвращение Синайского кодекса в Ленинград.

Когда жизнь Чагина вошла в накатанную колею (ввиду используемой им тележки это произошло в буквальном смысле), перед ним было поставлено первое задание. Юноша должен был изучить условия хранения кодекса в Британском музее и возможные пути его изъятия. Кое-какие сведения удалось получить во время его дневной работы, но сколько-нибудь активные шаги были возможны лишь в ночное время. Было решено оставить Исидора в Британском музее на ночь.

Входя в музей, всякий сотрудник получал на контроле жестяной жетон с номером, который по окончании рабочего дня требовалось сдать. За каждым закреплялся определенный номер. Чагину первоначально достался 61-й, но впоследствии он превратился в две семерки.

В один из дней, следуя нашим рекомендациям, Исидор как бы в задумчивости прогуливался по коридору у служебного входа в библиотеку. Дело было вечером, и за окном уже смеркалось. Лучи заходящего солнца беспрепятственно проникали сквозь огромные, забранные решеткой окна. Стены, потолок и сидящего на контроле они окрашивали в ядовито-оранжевый цвет. Человек и его стол отбрасывали длинную тень. Неправдоподобно оранжев, служащий пил чай из крышки термоса и любовался своей тенью. Заметив его увлеченность, Чагин произнес:

— Вечерние тени весьма длинны, не правда ли?

Служащий бросил еще один взгляд на свою тень и кивнул:

— Есть вещи, сэр, которые нужно принимать такими, какие они есть.

— Совершенно справедливо. — Исидор доверительно наклонился к его уху. — При этом мы с вами отдаем себе отчет в том, что всякая избыточность вредна.

Делясь этим наблюдением, Чагин незаметно всыпал в чай служащего снотворное. Тот вежливо улыбнулся и, отхлебнув чаю, вскоре заснул. Исидор положил свой жетон в семьдесят седьмую ячейку и неторопливо вернулся на рабочее место.

Когда библиотека закрывалась, ни у кого не оставалось сомнений, что Чагин ее уже покинул. Точнее сказать, никто про него не вспомнил, потому что 77-й жетон покоился в своей ячейке. Бездушная жесть, думаешь невольно с горечью, способна заменить человека; и после этого мы будем говорить о гуманизме…