Чагинск

Наверное, я тоже не отличался от колдыря. Фонаря нет, но взгляд дикий. Укушен мышью, далее причастен. Однако у меня было преимущество, я завтра уезжал… Завтра. Надо взять контакты Светлова, впрочем, Светлов меня легко найдет сам.

— Я считаю, что нам все-таки надо поговорить с Куприяновыми, — сказал Роман. — С родителями Максима.

Восток не самое худшее направление. Вполне себе ничего. Через тридцать минут прибудет Москва — Пекин, можно взять купе до Кирова. Или до Перми.

В Перми горячие источники, они помогут. Можно купить билет прямо сейчас, паспорт с собой. Кастет у Романа не получился.

— Я узнал, где Куприяновы живут на самом деле, — продолжал Роман. — Недалеко, в принципе…

— Тебе здесь никто ничего не скажет, — перебил я. — С чего ты решил, что с тобой станут разговаривать?

— Это убийство, — ответил Роман. — Я в этом уже практически не сомневаюсь. Они нашли кепку, это станет уликой. Кепка и еще…

— Перестань, Рома, — я постарался быть дружественным и убедительным. — Перестань, пожалуйста. Задумал поиграть в сыщиков? Не та ситуация, поверь, не тот размер…

— Куприяновы недалеко живут, — повторил Роман.

— Не наша лига, Рома…

— Десять минут хода.

Роман указал пальцем.

— Рома, тебе же Аглая сказала — у них у всех нервяк, — пытался я. — У них нервяк и обрезы под раскладушками. Они ждали атомную электростанцию, а получили убийство… Ты представляешь, как влияет убийство на атомные электростанции?!

— На Советской.

Роман упрям, уперся на пустом месте, какой ему смысл?

— Что-то устал, — сказал я. — Это все из-за погоды. Когда долго идут дожди, а потом резко солнце… Не переношу такие кувырки, в голове как на струнах играют, дзинь, дзинь…

Дистония. Теперь я в этом не сомневался. Еще немного, и она меня прикончит.

— Ладно, — поморщился Роман. — Я понял. Хорошо, Витя, хорошо, отдыхай…

Роман пошагал в сторону Советской.

Сука этот Шмуля. Какого его сюда занесло? Плясал бы себе, как все приличные дэнсеры, вон Паша Воркутэн не лезет никуда, живет безмятежно, в достатке, поехал на гастроли в Мончегорск, молодец. Этот же застрял. Вряд ли из-за Кристины, он, конечно, за нее зацепился, но не настолько, чтобы остаться в Чагинске.

Зачем он здесь.

— Рома, погоди…

Роман не останавливался, пришлось догонять.

— Что ты намереваешься у них спросить?

Роман шагал молча. И быстро, я едва за ним успевал — рассердился Роман.

— Ладно, Рома, ладно, я пойду с тобой сегодня. А завтра уеду.

Он не останавливался. Почему я должен еще и за этой истеричкой бегать?

Я сюда за этим приехал…

Роман попытался ускориться, но я не отстал.

— Она меня послала, — сказал я громко. — Кристина.

Роман остановился.

— Это тогда случилось… давно. Я в нее влюблен был. В детстве. Такая история… Романтика, все дела.

— И что? — спросил Роман.

— И ничего. Облом, вернее. Понимаешь, я…

Пассажирский на Кустанай. Я мог бы успеть. Даже сейчас, если побежать, то успею. Далекий, знойный Кустанай, арбузы… или дыни. Или что там растет, хурма, инжир. И ехать туда, наверное, неделю, валяться на верхней полке, есть бутерброды и не думать. Чувствовать, как по мере удаления от Чагинска все случившееся в последнее время размывается, утрачивает форму, исчезает и выцветает. Думать, что я больше никогда не увижу Механошина, Зинаиду Захаровну, Федора и Люсю из «Чаги»… чудесная неделя на верхней полке. А лучше не думать, лучше забывать. Да, не думать, пиво на каждой станции, вяленая рыба незнакомых названий, сушки, Кустанай — отличный город. Там наверняка был комбинат, глиноземный, или нефтеперерабатывающий, или белково-витаминный, или угольный разрез. Снял бы квартиру, коридор выкрашен зеленым, вид на трубы, смотрел бы, как они дымят. Бродил по центральным улицам, ел лепешки и кустанайскую молочку. Сходил бы на концерт монгольского металла, на выставку этнического эстампа, в музей Куратова, посетил бы рынок и барахолку, купил бы плешивый коврик с непонятными узорами.

В Кустанай. Там наверняка проблема с жарой, на ночь на окно следует вешать мокрую простыню, а под кроватью держать гирьку на веревке.

— Она мне давно нравилась, но я… не решался все. Ну, сам понимаешь, она же вон какая, а я, в принципе…

Задрот. Но это я не произнес.

— Однажды мне отец по пьяни двести рублей подарил. Я сначала хотел велик новый взять, но потом передумал и купил разной хрени — жвачек, кассет, два сникерса, прозрачную пластмассовую линейку, «Монтану» с музыкой. У тебя, Рома, была «Монтана» с музыкой?

— Нет, кажется.

— Твоя молодость, Рома, была ужасна. А у меня была «Монтана» и восемь мелодий в ней, и я на них возлагал серьезнейшие надежды. В Чагинске тогда калькулятора было не найти, а тут восемь мелодий! Я приехал, и дня два мы с Кристиной слушали «Монтану»… И я ее еще шоколадками угощал. «Бэд Бойз Блю» ей подарил на кассетах, четыре альбома. Думал, что это как-то… поменяет ее отношение…

Роман слушал.

Четыре альбома, две кассеты BASF, каждая по пятнадцать рублей. А Кристина сказала, что «Бэд Бойз» сопли сопливые, вот «Депеша» да, депешисткой оказалась.