Чагинск

Зинаида Захаровна раскрыла красную атласную коробочку и подняла ее на всеобщее обозрение, словно приманивая из глубины толпы Николая Зиновьевича.

— Николай Зиновьевич! — звала Зинаида Захаровна. — Мы вас ждем!

— Николай Зиновьевич, выходи! — призвал в микрофон ведущий Антон.

— Я здесь!

Роман вскочил.

— Я здесь! — воскликнул он, быстро перебежал к сцене и не очень уверенно на нее взобрался.

— Я Сырников… Самуил Зиновьевич я, почетный гражданин…

Механошин растерялся, Зинаида Захаровна огляделась в поисках милиции, но стражи порядка не спешили на помощь. Роман занял место у микрофона и произнес:

— Я как почетный гражданин хочу поблагодарить администрацию за прекрасный праздник! Но кроме этого, я хотел бы сказать несколько искренних слов, после чего… осуществить широкую этическую обструкцию… Я хочу объявить почтенной публике некоторые факты крайней степени нелицеприятности…

Механошин с отчаянным видом двинулся к Роману, но все обошлось — на сцену поднялся мужчина с залысинами и виноватой улыбкой.

— Я Сырников, — объявил он. — Чуть-чуть опоздал…

— Это я Сырников, — без особой надежды возразил Роман.

Но Механошин и Зинаида Захаровна устремились к настоящему Сырникову и стали, не теряя времени, прикалывать к его груди почетный знак.

Роман заметно сконфузился. Он стоял на сцене и, надо признать, смотрелся глупо, а когда Сырникову стали дарить кофеварку, Роман вернулся на трибуну.

— Этот Сырников все испортил, — сказал Роман. — Людям нужен новый Сырников, качественный…

— Отдыхай, Рома, — посоветовал я.

— А мне, между прочим, однажды почти… почти присвоили, — сказал Роман.

— Что?

— Звание. Почетного гражданина. Небольшой такой город… не помню… мы там три дня выступали. А у них бабла только полсуммы было, ну они и предложили рассчитаться титулами. Или три почетных гражданина, или одного заслуженного работника культуры. Короче, папенька предпочел стать заслуженным работником…

— Рома, у тебя еще все впереди, — сказал я. — Доживи до пятидесяти — и обязательно станешь заслуженным работником, я тебе обещаю.

Почетному гражданину вручили цветы, после чего наградили еще нескольких заслуженных учителей и почетных работников, последним оказалась старушка Кекова, ее удостоили магнитолой.

Механошин откашлялся, дождался, пока старушка сойдет со сцены, и продолжил:

— А теперь мы приступаем к наиболее значимой части нашего праздника — долгожданному открытию памятника!

Осталась акула. Я все думал, когда предстанет акула, куда она делась…

— Где Светлов? — спросил Роман.

Я посмотрел на начальственную скамейку, Светлова там до сих пор не было.

И Хазина.

— Мы все понимаем, что памятник олицетворяет собой преемственность нашей истории и силу наших достижений… Именно с этим… с этими качествами мы вступаем в новый век… То есть уже вступили… Но мы… двинемся дальше…

Механошин закашлялся и замолчал, словно забыл слова, Зинаида Захаровна стала шептать ему на ухо.

— Лети, крылатая базеда, — пробубнил Роман. — Рыдай, картонный Гулливер…

— Да, спасибо, — сказал Механошин. — Итак, честь открытия памятника мы вручаем самым юным жителям нашего города. Спортсменам, художникам, музыкантам! Нашему настоящему! И что гораздо важнее, нашему будущему!

Механошин захлопал в ладоши, трибуны подхватили, Зинаида Захаровна вывела на сцену двух мальчиков и двух девочек, вручила им длинную алую ленту, привязанную к золотой пленке.

— На счет «три»! — объявил Механошин. — Раз, два…

Механошин замолчал.

— Три! Вся площадь.

Дети дернули ленту. Ничего не произошло. Дети дернули сильнее, золотистая пленка натянулась, но не убралась.

Набежала толпа, перегородила обзор, и мы с Романом поднялись по трибуне повыше.

Дети продолжали дергать ленту и добились успеха, узлы распустились, гелиевые шарики начали подъем и потащили за собой пленку.

— Ура! — крикнул Механошин. — Ура!

Площадь завопила. И я, неожиданно для себя самого. Пленка взлетела, и стал виден памятник.

— Не зря пришли, — сказал Роман.

На коне сидел всадник в кольчуге и в пластинчатом нагруднике. Я смирился с тем, что адмирал будет конным, в конце концов, как мы выяснили, история подобные случаи знала. Однако почему он оказался в кольчуге, я понять не мог.

И в шлеме. Такой вид доспеха к периоду боевой славы адмирала окончательно себя изжил. Впрочем, это могла быть символическая кольчуга — адмирал Чичагин как достойный плод на древе русской богатырской школы, достойный преемник витязей прошлого.

— Основатель нашего города, подвижник земли русской Александр Пересвет! — объявил Механошин.

Тут, наверное, в первый раз стало страшно по-настоящему.

— При чем здесь Пересвет? — тупо спросил Роман.

— Пересвет — покровитель квантовой механики.

— Не, это понятно… А при чем здесь вообще… Где Чичагин?

— Не знаю.

Чичагина не было.

— Он ведь даже не похож…

Он действительно не был похож. Всадник отличался коренастой фигурой, крепкими руками, головой, переходящей в туловище без посредства шеи.

В островерхом шлеме, с мечом в правой и щитом в левой руке. Всадник слегка приподнимался на стременах, словно вглядываясь в даль.