Чагинск

— Я не понимаю… Это должен быть Чичагин. Почему это Пересвет? Витя…

Заболела голова.

— …Власть, представители бизнес-сообщества, религиозная составляющая, деятели культуры и образования, рабочие и труженики села — все мы патриоты нашего города! Мы сделаем Чагинск лучше! Будущий Чагинск — город промышленности, город науки, культуры и спорта! С праздником! С праздником вас, друзья!

Механошин покинул сцену, микрофон заняли Зинаида Захаровна и Антон.

— А мы продолжаем, — произнесла Зинаида Захаровна. — И переходим к неофициальной части нашего мероприятия! Друзья, вас ждет музыкальный сюрприз, вас ждут развлечения и кулинарные состязания!

Музыкальный сюрприз вместо этической обструкции.

Кулинарные состязания вместо неотвратимой взбучки.

Они незаметно поместили в его голову фисташковую бомбу.

Люди стали спускаться с трибуны, выходили с окрестных улиц, и буквально через минуту Центральная площадь оказалась заполнена народом.

— А вы точно собирались ставить памятник Чичагину? — спросил Роман. — А вдруг…

У него конь из пластика, вдруг вспомнил я. И сам он наверняка из пластика. Если конь из пластика, то всадник не может быть из металла.

— Голосую за кулинарные радости, — перебил я. — Кстати, тебе как почетному гражданину полагаются усиленные талоны.

— Задумали Чичагина, а получился Пересвет. Но это, может быть, к лучшему…

— Музыкальный сюрприз не рассматривается?

Микрофоном завладел Антон.

— Встречаем! Встречаем! Встречаем! Полюбившийся зрителям исполнитель собственных песен, король шансона…

Антон сделал интригующую паузу.

— Почему у него меч? — спросил Роман. — У Пересвета было копье.

Роман сплюнул в пакет.

Я подумал, что памятнику меч подходит лучше копья. У копья в монументальной проекции серьезный изъян — не удобно сидеть птицам, меч в этом смысле гораздо предпочтительнее.

— Встре-е-еча-ем!

Антон однозначно проводит не только праздники, но и боксерские поединки.

На эстраду энергично взбежал округлый бодрый мужчина в зауженных брюках и серебристом пиджаке.

— Влад Заточник! — представил Антон. — Встречаем неистово!

Публика ответила восторженными аплодисментами. Заиграла настырная музыка, Заточник стал хлопать в ладоши над головой, переступать с ноги на ногу, а потом запел:

Я не был в Уссурийске,
Я не был в Бугульме.
Якутки и марийки не плакали по мне,
Мулатки и хорватки не вызывали грусть.
Я помню Касабланку, я верю, я вернусь!

Заточник пружинисто соскочил с эстрады и, виляя корпусом, приблизился к первому ряду трибун. Вытянул за руку дипломантку восьмого совещания музработников, обнял за талию и начал танцевать, не прекращая, впрочем, пения.

Я вернусь, дорогая, я вернусь…

— Паша… — Роман указал на певца.

— Его зовут Влад, — поправил я.

Заточник отпустил первую барышню и протанцевал вторую, постарше, не забывая петь про далекий берег, вечную тоску и преданную любовь. Ниже нас на трибуне сидела женщина, она поводила плечами в такт композиции, янтарные бусы у нее на шее подрагивали. Заточник нацелился на третью барышню.

— Его могут звать и по-другому… Но, в сущности, это Паша. Ничуть не вздрагиваю… И почему все-таки Пересвет? Это знак? Не понимаю… Как там у старины Хазина… Две тысячи первый год, здравствуй, тучный песец… Слушай, Витя, отличное стихотворение, я его недооценивал, хочу… хочу все-таки огласить…

— Лучше не надо.

— Нет, я обязан исполнить… старинная казацкая песня… про гибель станции «Мир»… Хазик подонок, но стихиры складывать может… Я бы сказал, он немножечко бунтовщик…

Из толпы показался Федор. Он был в полевой милицейской форме и с короткоствольным автоматом Калашникова на боку, Федор оглядел трибуны, заметил меня, поманил рукой — спускайся.

— Не пойдем! — прошипел Роман. — Не тронет, тут народ…

Федор поманил снова.

— Пошел ты! — крикнул Роман.

Женщина с бусами обернулась и поглядела на меня с непонятной укоризной.

— Да он не плевал, — сказал Роман.

Женщина хотела сказать неодобрительное, но промолчала, я быстро спустился с трибуны.

Федор благоухал одеколоном.

— Здравствуй, Витя, дело есть.

Влад Заточник вернулся на сцену, песня, кажется, закончилась — жили долго, жили счастливо. Площадь одобрительно хлопала.

— Поговорим, Витя?

— О чем?

— Да есть немного…

Над площадью опять прошел вертолет.

— И ты, дэнсер, спускайся! — сказал Федор. — Надо решать, Витя, сам понимаешь.

Роман благоразумно поднялся выше.

— Не понимаю, — сказал я.

— Отойдем, Витя, — Федор указал в сторону сберкассы.

— Куда?

Вертолет, оставив в небе пять темных точек, перелетел за Ингирь.

— Да тут недалеко…

— Паспорта отдай.

— Да отдам, отдам, они у меня здесь, — Федор похлопал по нагрудному карману. — Дело в том…

— Обратите внимание на небо! — призвал Антон. — Сегодня у нас гости! Клуб парашютного спорта «Вертикаль»!

Площадь задрала головы.

— Надо Кристинку похоронить, — негромко сказал Федор.

Парашютисты образовали круг.

— Мы завтра собирались, — сказал я. — Снаткина…

— Не, Витя, не завтра.