Чагинск

— Есть, — заверил Федор. — Выдра крадется… Давай, Вить!

Не знаю, что остановило меня. Возможно, едва заметная ехидная улыбка, промелькнувшая на лице Федора. Возможно, Роман. Его укусил слепень, Роман зашипел, растирая шею. Или что-то на другом берегу, осколок стекла, поймавший солнце, проблеск в ивах, угодивший мне в глаз.

— Нет, — сказал я. — Потом, на свежую голову.

— Ромик? Бахни!

— У меня рука болит… — ответил Роман.

— Ну, как хотите, — усмехнулся Федор. — Что я уговариваю… Мне больше достанется.

Федор достал из коробки бутылку.

— Ты всегда с пистолетом ходишь? — спросил я.

Открыл рукоятью пистолета бутылку.

— Да не, раньше не ходил. Сейчас вот…

— А что так? — спросил Роман.

— Да так, есть… причины.

Федор огляделся.

— Короче, тут у нас еще в марте было, пошел один чел на охоту… на уток, короче…

Он спрятал пистолет в карман и выпил бутылку до половины.

— У нас уток много весной. И гусей полно, они в Африку летят…

Набрав воздуха, Федор покрякал.

— Короче, двинул этот дядька на охоту. Вышел в поле, поставил шалаш, подсадных понавтыкал, сел. Сидел целый день, а гуси не полетели. Ну, скучно, он, само собой, нажрался… Под вечер похолодало, ну, он пузыречек достал, бутеры с салом, выпил, закусил, еще выпил. Подзамерз слегка, ну и сморило. Проснулся к утру ближе, часа в три, глядит, а по полю к нему кто-то шлепает, топ-топ, топ-топ…

Он потопал бутылкой по песку.

— Кто идет? — не понял Роман.

— Да хрен знает, типа стога. Серое такое. Мужичила этот перепугался, помпу схватил и три заряда в стог засадил. А стог не падает, идет и идет…

Федор погудел в горлышко.

— Ну? — Роман допил банку, сплющил и кинул в огонь.

— Ну, этот мужик помпу перезаряжать стал, да по синьке патроны из патронташа не смог вытянуть. А этот стог подошел, ружье отобрал, в сторону отбросил…

Федор швырнул бутылку в реку.

— Ну и вот так.

— Что вот так? — спросил Роман.

— Огулял, — ответил Федор.

Роман поглядел на меня, я пожал плечами. Федор взял еще бутылку.

— Я не особо понял…

Федор пояснил пальцами и бутылкой.

— Что-то все равно не понял, — сказал Роман. — Ты хочешь сказать…

— Ну да, да.

— А сам ты откуда знаешь? — спросил я.

— Да знаю… Этот мужик чердаком после этого слегонца потек, — объяснил Федор. — В Никольское его отправили, ну, накачали там феном, он там два года просидел. Потом главврач решил его загипнотизировать, он под гипнозом все и рассказал. Про уток, про шушуна… Такой вот «Гамлет», короче.

— А дальше? — спросил Роман. — Дальше что?

— То есть?

— Ну, после психушки? Что с этим мужиком стало?

— Да ничего.

Федор погрустнел.

— Ничего хорошего, короче. С работы его уволили.

— За снежного человека? — уточнил я.

Ни я, ни Роман не смеялись. Я бы, пожалуй, посмеялся, но Федор рассказывал серьезно, так что я подумал: эта история приключилась с кем-то из его родственников.

— Да, в общем. Это всплыло, и все узнали, что он вроде как со снежным человеком… А он в доручастке работал.

— Ну да, — согласился Роман. — В доручастке.

— Он там дренажом заведовал, — сказал Федор. — Ну и проблемы начались, никто не хотел ему подчиняться. Потом жена ушла… Короче, он даже дом здесь не смог продать, люди не покупали.

Федор замолчал.

— И кто это был? — Роман осторожно огляделся. — На самом деле?

— Говорю же, шушун, — зевнул Федор. — Снежный человек, сасквоч, йети.

Там… — Он махнул в сторону леса. — За Кологривом леса каждый год горят, вот он сюда к нам и лезет… Ну, в смысле, снежный человек. Шушун. Ему там жрать нечего, вот и прет…

Федор замолчал.

— Нет тут никакого шушуна, — сказал я.

— Это раньше не было, а теперь завелся, — возразил Федор. — Как клещ.

— Что? — Роман потрогал шею.

— Раньше, например, клещей не было, а сейчас полно. Вот и это… Да он и раньше тут был, рассказывали же.

— Что рассказывали? — не понял я.

— Да ты что, Вить, забыл? Ты же…

— А какой в этом смысл? — перебил Роман. — Смысл этой истории?

Федор поглядел на него непонимающе:

— Какой истории?

— Про мужика и шушуна.

— А, да… А какой там должен смысл быть?

— Не знаю.

Хорошее пиво.

Тогда Федька поймал лягушку. То есть жабу. Коричнево-желтого цвета, пупырчатую и глупую. Кристина тут же назвала ее Грушенькой и стала рассматривать, держа на ладони, а Федька тут же сказал, что от жаб одни бородавки. А Кристина сказала, что в одной книге она читала про умную жабу, то ли Грушеньку, то ли Евдокию, она не помнит уже, а про бородавки — чушь. Она отпустила жабу, а Федька поймал и капнул жабе в нос последнюю каплю из лимонадной пробирки. Жаба впала в оцепенение. Федька заржал — жаба забалдела. Кристина сказала, что оставлять ее в таком состоянии нельзя, ее непременно сожрет журавль или хорек.

А Федька вдруг распух: губы, веки, щеки, нос. Щеки надулись, от глаз остались узкие щелочки: если бы я встретил такого Федьку на улице, я вряд бы его узнал. Федька, конечно, стал во всем Грушеньку обвинять — типа у него аллергия на жабью слизь.