Чагинск

— Во тебе чек! — неожиданно яростно произнесла Снаткина и выставила Федору кукиш. Федор, кажется, растерялся. Во всяком случае, про комбикорм не спрашивал.

Снаткина сидела, тяжело дыша, налившись, как помидор, выставив перед собой толстые ноги в галошах. Роман поглядывал на нее с опаской. Федор рулил. Солнце висело еще высоко, но поперек дороги уже протягивались туманные полосы.

— Во городок-то, — сказала вдруг Снаткина. — Не городок, а конюшня!

— Почему конюшня? — спросил Роман.

Снаткина уставилась на него:

— Ты нездешний, что ли? Мордвин?

— Почему мордвин? — не понял Роман.

— Вот и молчи, — посоветовала Снаткина. — Мы вот с его бабкой еще в пакгаузе работали.

Снаткина указала на меня. С этим доводом спорить было сложно, Роман отвернулся.

— А его бабка мою сестру двоюродную дурой считала, — Снаткина указала в спину Федора. — Частушки про нее сочиняла.

Федор промолчал, Снаткина прочитала:

Как на улице Труда
Встретились два гуся.
Косопузая манда
Снаткина Маруся.

Щебенка сменилась крупным грейдером, машину затрясло, внутри загрохотало; Снаткина схватилась за велосипед, смотрела на меня злым глазом.

— У меня сестру Маруся звали, — объяснила она Роману.

— Понятно…

— А вот твой дед не воевал даже, а всем рассказывал, что ветеран, — сказала Снаткина Федору, когда грейдер кончился.

— Он ветеран, — возразил Федор. — У него награды…

— Сексот он, а не ветеран, — хохотнула Снаткина. — Ты на чердаке-то поищи, там у него фуражка синенькая валяется! По своим, сука, работал, а потом в газете за бутылку про себя напечатал — ветеран, мол! Ага, ветеран… Шурин его в поликлинике работал, вот все ранения и написали в карточках. Ветеран…

Федор обиженно сощурился.

— И ты в него, парень, — сказала Снаткина. — В мусарне служишь… Сучья кровь, с ней не вывернешься…

— А вы где мешок взяли? — Федор снова попытался сбить Снаткину.

— Мать-то твоя была хорошая, — не поддалась Снаткина. — Из Красного на Волге, приехала сюда зачем-то, лучше бы там и жила, жива бы была, бухгалтером работала.

— Мама…

— Это бабка твоя ее умогилила, — перебила Снаткина. — Живьем девку жрала, без передышки, и днем и ночью ее грызла, жидовкой звала. Пока у той рак не нашли. А как рак начался, так она с ней за стол за один не садилась, заразиться боялась!

Федор покраснел, прикусил губу.

— Мать-то твоя на кладбище, а бабка твоя по клюкву еще ходит.

Снаткина не утерпела и наклонилась поближе к Федору:

— Отца твоего подучила — чтобы в ребра жену кулаком тыкать. Синяков больших нет, а болит неделю. Вот он и тыкал, и тыкал. Бабы в бане с ней мылись, так у нее все бока желтые были. Нарочно так все делала…

Федор промолчал. Снаткина села.

— Тут у всех рак, — спокойно сообщила она Роману. — Место такое, гнилое. И люди гниют… Гнилью воняет, в магазин зайдешь как в морку…

— Это из-за болот, — возразил Федор. — Болота собирались осушать.

— Это не из-за болот, — сказала Снаткина. — Болота не воняют! Ты на больницу посмотри, врачи что, дураки? Все отсюда разбежались, кому охота раком болеть?! Электростанцию построят…

Вспомнив про станцию, Снаткина развеселилась.

— И это очень хорошо, — обрадовалась она. — Очень!

Снаткина повернулась ко мне:

— Твоя мать тут чуть не умерла, желудок у нее заболел. Ее в Ярославль отправили, она там трубку глотала с радиацией. И эта радиация всю гниль-то повытравила. Жива еще?

— Да, — ответил я.

— Жива! Станция — это хорошо! — повторила Снаткина. — И бабка твоя не дура была — подальше отсюда дочь отправила.

— Что же ты сама отсюда не уедешь? — спросил, не оборачиваясь, Федор. — Если город тебе так уж поперек горла — уезжай! Дом у тебя отличный, с руками оторвут…

— Да вот не хочу я отсюда уезжать! — крикнула Снаткина. — Остаться хочу! Посмотреть хочу, как все тут к чертям провалится! Как вы все тут завоете!

Снаткина вскочила на ноги, нависла над Федором:

— Посмотрю, как ты заюлишь, как сучка…

«Буханку» тряхнуло, Федор влетел в ухаб, Снаткина потеряла равновесие и упала на Романа и отчасти на велосипед.

— Все живы? — спросил Федор с удовольствием.

— Вези ровнее! — крикнула Снаткина.

Но ровнее не получалось. Или Федор не хотел ровнее. Снаткина пробовала выбраться из велосипеда, но не получалось — дождевик застрял полой в звездочке и намотался на зубцы. Снаткина дергала руками, велосипед вскидывался и бодал рулем Романа. Со стороны могло показаться, что Снаткина старательно месит Романа кулаками и между ними что-то делает велосипед. Я убедился, что в велосипедах кроется определенное коварство, в них довольно легко запутаться, у меня такое случалось два раза.

Машину подбрасывало. Иногда Роману было больно, он морщился, когда Снаткина слишком уж нажимала локтем или велосипед приходился педалью в печень. Мешок с комбикормом вел себя гораздо приличнее.

— Да остановись же! — не выдержал Роман. — Тормози!

Федор задавил тормоза.

Снаткина упала на пол, Роман снял с себя велосипед. Федор обернулся.

— Я хочу, чтобы вы… Все… Хочу, чтобы вы немного помолчали… До города все молчат! Витенька, можешь бухать.

— Ты мне рот не затыкай! — рыкнула Снаткина.