Чай из трилистника

Конан Дойл был зачарован, ведь полет уайлдовской фантазии перекликался с его собственным опытом. Двумя годами ранее, осенью 1887 года, во время велосипедной прогулки по Морну, где Дойл находился на отдыхе, он наведался в "Дом Лойолы", чтобы возобновить знакомство с проживавшим там отцом Джерардом Хопкинсом. Познакомились они, разумеется, в другом нашем колледже, Стоунихёрсте, alma mater Конан Дойла. В седельной сумке у Дойла лежал переработанный черновик "Этюда в багровых тонах", первого произведения о Шерлоке Холмсе, отвергнутого уже двумя издателями, которые сочли, что методы главного героя покажутся публике не вполне правдоподобными. Конан Дойла провели к Хопкинсу на одну из травяных плантаций, где он читал свой требник. Стрелки приближались к четырем часам чудесного сентябрьского дня восемнадцатого числа, если быть точным, праздника Джузеппе Купертинского, святого-покровителя полетов, — и отец Хопкинс пригласил Конан Дойла выпить с ним чаю.

75. НЕКТАР

Дойл был несколько ошеломлен, когда отец Хопкинс повел его по тропинке к чему-то вроде сарая для рассады. Заметив его растерянность, иезуит терпеливо объяснил, что в обычной компании чувствует себя неловко и со времени переезда в "Дом Лойолы" предпочитает пить чай в обществе брата Ейтса, одного из младших садовников. Он готовит прекрасный напиток, весьма напоминающий Хопкинсу тот, что в добрые старые деньки в Стоунихёрсте варил брат Консидайн. Помнит ли его Конан Дойл? Да, конечно, ответил Дойл, это не тот, что все время рассказывал истории про ирландских фей? Отец Хопкинс задумчиво кивнул.

Когда они вошли в сарай, брат Ейтс сидел на ящике из-под апельсинов и следил за торфяной печкой, на которой уже закипал чайник. Он сказал, что ни один чай не сравнится с Чаем из трилистника, и это уж точно, ведь после чашки-другой начинаешь видеть мир прямо, а если человек видит мир криво, он на каждом шагу будет кувырком падать. Его мать в графстве Слайго восемьдесят лет пила по паре чайников в день и была прямая, как тростник, пока не умерла, а в момент смерти она сложилась, сообщил он, как складной нож, и понадобилось четверо здоровых мужиков, чтоб ее в гроб уложить, царствие ей небесное.

Про Чай из трилистника не ахти сколько народу знает, говорил брат Ейтс, но вот интересно — нынче-то оно железно доказано, раньше в это никто не верил, а мамаше-то моей самой Чай достался от человечка в мундирчике бобби верхом на мартовском зайце[53] на верхушке Бен-Булбен, и ведь разве не самого святого Патрика был день, когда она на него наткнулась?

Жестом он пригласил гостей садиться и, пошарив в складках сутаны, извлек желтую жестянку из-под нектарного табака. С величайшей церемонностью он открыл крышку и всыпал три увесистых щепотки зеленоватого содержимого в почерневший заварной чайник. Из носика чайника на очаге вырвался плюмаж пара. Когда брат Ейтс заливал кипяток, вспоминает Конан Дойл, глиняный чайник, казалось, пыхтел от удовольствия.

И не верьте всей этой ерунде, что, мол, заварник надо споласкивать кипятком, говорил брат Ейтс. Он что, недостаточно прогревается, пока на печке стоит? И никакого молока или сахара — все, что нам нужно, это доброе чистое зелье.

Когда чай заварился до нужной кондиции, брат Ейтс разлил его в три выщербленные чашки, и троица начала пить. Поначалу Конан Дойл прихлебывал с опаской: вкус был кисловато-терпкий, запах — как у горящего сена. По прошествии нескольких минут он заметил просторный шурф солнечного света, врывавшегося в открытую дверь сарая и оттенявшего все кочки и выбоины пола. Да, денек и впрямь выдался чудесный. Он проследовал за светом в глубь травяной плантации, где тот, казалось, выхватывал каждый стебелек, каждый листик насаждений. В золотом, усыпанном пыльцой воздухе плутали запоздалые пчелы.

"Ты произращаешь траву для скота, и зелень на пользу человеку", произнес брат Ейтс удовлетворенно. "Затем что он вскормлен нектаром и млеком рая напоен!" [54]Подумается так иногда: сидел бы тут целыми днями, чтоб ни забот, ничего. Да нет, работа ждет, но, знаете, когда иду эту самую работу делать, все равно, ни забот, ничего. Ведь пчелка же. Ох да, пчелка, точно. Еще увидимся, ребята.

И он деловито побрел в сторону солнечного света. Хопкинс с блаженством взглянул на Конан Дойла.

Не хотите ли прогуляться? спросил он.

Не прошло и часа, как Хопкинс с Конан Дойлом очутились на склоне горы Слив-Коммеда, на подходе к Бриллиантовым Горам. Путники находились в Безмолвной Долине, однако была она далеко не безмолвна: повсюду вокруг них прорывалась, сочилась и журчала вода, угомоняясь на заболоченных участках, звеня по камешкам бесчисленными ручейками.

Внезапно Хопкинс остановился, нагнулся и поднял камень. И уставился на него.

76. КИРПИЧНО-КРАСНЫЙ

Халцедон, прошептал он. «Откровение» 21:19. Одно из оснований Града Божьего. От греческого khalkedon, загадочный камень. Возможно, от Khalkedon — Халкедон, — названия давно исчезнувшего древнегреческого города. Но слово и значение, разумеется, те же самые. Переливчатый сине-зеленый с искорками.