И на рок-н-ролльном фронте в целом все шло хорошо. Как на железнодорожном плакате «Счастливого пути, товарищи!..» — где ехидно ухмыляющийся Ильич Ленин машет проезжающим коротенькой детской ручонкой. Год 87-й в истории русского рока был странным. Год всеобщего рокерского возбуждения, радостного и нервного. Год долгожданного триумфа, когда общество востребовало-таки рок-н-ролл, чему все рокеры много радовались, хотя радоваться следовало далеко не всем, ибо востребовало общество не тот рок-н-ролл, который был, а какой-то другой, которого в реальности как раз и не было. Общество востребовало миф о русском роке. Подлянку не заметили, радовались. В Свердловске идея мифологизации рока воплотилась в «Наутилусе», который стремительно уходил за облака; остальным досталось почетное право наблюдать за взлетом доселе подводного судна. Но не всем, а некоторым. Полноводная река свердловского рока вдруг обмелела: если в 86-м в городе и окрестностях насчитывалось более-менее заметных групп штук около пятидесяти, то к концу 87-го их осталось десятка полтора, но и у оставшихся дела шли странно. На выезды, на фестивали приглашали тех немногих, кто успел «засветиться», остальных никто не знал и узнавать не собирался. Местная публика местного рока перекушала и на концерты ходить перестала. Внимание к магнитофонным альбомам упало резко и повсеместно, чайфы, к примеру, скоро выяснили, что записать они два альбома записали, но никто эти альбомы не слышал и слушать не рвался. Рок-культура перемещалась из магнитофонов и клубов в телевизоры и на стадионы; из этого, казалось бы, отрадного факта подспудно вытекало, что музыку теперь заказывают не слушатели и подпольные критики, а теле ведущие и новейшие кооператоры. Этим персонажам нужна была совсем другая музыка.
И что замечательно: перемены лежали на поверхности, но никто их не видел и видеть не хотел. Газеты писали о рок-н-ролле, чудесно процветающем на пажитях ново обретенной демократии, в газетах рокеры клялись друг другу в вечной любви. Они искренне верили, что все идет хорошо.
Но и в их нестройных рядах происходили перемены настораживающие. В году 87-м, как раз к осени, в свердловском роке случилась новация, с медицинской точки зрения как бы даже полезная — кончились коллективные рокерские пьянки. На это событие внимания не обратили — пили-то не меньше, просто врозь. Не хотелось друг с другом встречаться, так что с того?.. Перестали встречаться, перестали друг другу помогать, новым песням больше не радовались, новые песни всем действовали на нервы. Всем — значит поголовно. Рокерское братство, которому год назад ни преград не было, ни предела, перерастало в глухое раздражение, а там и в плохо скрываемую злобу.
Чайфы от общих веяний в стороне не остались, группа обособлялась, отходила в сторону, замыкалась в себе. Хотя Шахрин еще появлялся на собраниях рок-клуба, где бывшие товарищи по цеху дружно ругали президента Колю Грахова за то, что никак не может организовать планомерное посещение концертов вконец распустившейся публикой. А Коля Грахов убеждал собрание в том, что клуб, при всеобщем ликовании открытый полтора года назад, роль свою выполнил, пора обратно закрывать… Тогда много ругались и мало играли. При общей уверенности, что дела обстоят очень хорошо.
Когда приходят новые времена? Да хрен их разберет, приходят — и все.
Так вот, Зема привел Злобина, Злобин всем понравился. «Я навел справки, — рассказывает Шахрин, — мне сказали, что Игорь играл в группе «Тайм-аут», музыкант очень хороший, была проблема — запивал, но зашился. Хороший парень, надежный барабанщик, и прямолинейный человек, который всегда называет вещи своими именами».
В Свердловске Игорь Злобин, парень видный, модный, с некоторой примесью оригинального пижонства, был человек известный, хотя играл в группах, скажем так, странноватых. Было такое «Метро», давно и заслуженно забытое, была группа «Тайм-аут», которая никак не могла вступить в рок-клуб, потому что никто не мог понять, что за музыку она играет, а перед самым пришествием в «Чайф» Злобин играл в «Апрельском марше» — странности этого коллектива, во всех отношениях примечательного, получили известность широкую и заслуженную… Короче говоря, с приходом Злобина в группе появился, во-первых, довольно опытный барабанщик. Но со странностями, это, во-вторых.
Происходил Игорь из хорошей семьи, папа — большой начальник, о котором даже рокеры до сих пор говорят с уважением, что им по причине врожденного демократизма не свойственно. Барабанить Игорь начал в школе и всю юность, как почти все герои этой истории, провел на танцах и халтурах. «У меня учет велся, — рассказывает Злобин, — за два года триста сорок четыре свадьбы, не считая банкетов, вечеров отдыха и просто танцулек»… Барабанил Игорь много, но барабанную репутацию имел странную. «У Злобина есть одно преимущество, — свидетельствует Зема Назимов, — ему от Бога дано играть на барабанах. И один большой недостаток — он не хотел на них заниматься».