ЧайфStory

88-й стал годом перелома. В том году решалось, кому из рокеров дальше жить, а кому на работу ходить. То есть существовать. Большинство предпочло ходить на работу. Не от любви к процессу социалистического производства, а ради сохранения status quo.

В Свердловске рвался вверх один «Наутилус», за что его не любили. Наусы уволились с работы и в январе в полном составе отбыли в Москву. Рокерская общественность загудела, из ушей в уши передавались новейшие сведения о разнообразном счастье, свалившемся среди столицы на их головы, сведения процентов на девяносто были полным враньем, что неважно. Резон во всей суматохе был простой: в Свердловске делать стало нечего.

Рок-н-ролл — музыка не провинциальная и существовать в таком виде мог только в условиях СССР, когда всякий свободолюбец имел вес вне зависимости от меры таланта; каналы передачи литературного и музыкального самиздата налажены были, как правительственная связь; любое подпольное слово ценилось как высшая духовная ценность, даже если к духовности отношения не имело. Ослабление запретительной роли КГБ, МВД и всякого прочего райкома нанесло сокрушительный удар по культуре подполья, по шестидесятникам, бардам, рокерам и бульдозерным художникам. Художники, не обремененные русским языком, рванули продаваться на Запад, шестидесятники — продаваться новым властям, барды замешкались и стали перемещаться на исконные кухни; рокеры, по большей части юнцы, к жизни не приспособленные, распускали группы. Магнитофонная культура лопнула в одночасье, бесплатные концерты превратились в анахронизм; все хотели денег и виниловых пластинок, все рвались в телевизор. Но телевидение было только в столице, пластинки в Москве, а денег в том же Свердловске никто рокерам платить не хотел. Их там и слушать не хотели, хотя об этом уже сказано. Оставалась Москва, где «процветал» «Нау».

Уезжать не хотелось: квартиры, дети, жены… Время от времени ездить не получалось — работа. Бегунов с Шахриным срывались со стройки на концерты, ребята в бригаде их покрывали, бесконечно так продолжаться не могло. Трудно было думать о регулярной концертной деятельности, поскольку деятельность эта происходила теперь исключительно «на выезде». А деятельности хотелось, она начинала приносить мало-мальские деньги.

Шахрин уволился первым, за ним остальные. Сами себе они объясняли поступок появившейся возможностью зарабатывать хоть какие-то деньги, но это слишком просто. В реальности, которая всегда богаче наших о ней соображений, этот поступок означал куда больше, чем просто увольнение ради свободного времени. В тот момент решалось, быть дальше группе или нет, готов «Чайф» идти дальше или суждено ему остаться в привычных рамках рок самодеятельности, срок жизни которой был отмерен. Выбор по тем временам совсем не легкий, но наши герои решили рвануть дальше.

Чем вызвали недоумение среди друзей и знакомых. Отъезд «Нау» воспринимался злобно, но с пониманием — альбом «Разлука» крутился в каждой второй квартире Советского Союза. «А вы-то куда?» — спрашивали чайфов. «В Москву», — отвечали те. Но не очень уверенно.

Покорять Москву отправились в марте. Покорялась она неохотно. Плохо покорялась, прямо скажем. Жили в общаге МЭИ, той самой, где месяц назад бедствовали голодные музыканты «Наутилуса», играли концерты перед студентами… Устали, денег не заработали, перенервничали. Концерты кто-то должен организовывать, Анвар Хабиров — замечательный парень, «но как директора его хватало только на то, чтобы сбегать за бухлом, а точнее, найти того, кто бы сбегал за бухлом» (Густов).

«И как-то после концерта появился обаятельный человек бурятской внешности, Костя Ханхалаев, который как раз был отставлен из «Наутилуса», — вспоминает Шахрин. — Сказал, что ему нравятся песни, и если мы захотим, он мог бы заниматься группой как продюсер. Мы легко согласились».

Эпоха Ханхалаева

Согласились без размышлений, хотя поразмыслить было над чем. Представил чайфам Ханхалаева Саша Калужский, поэт, бывший «спикер» рок-клуба, а затем вместе с Костей директор «Нау». Откуда обоих выставили дней за десять до судьбоносной встречи с «Чайфом», выставили со скандалом, суть которого сводилась к тому, что на протяжении нескольких месяцев Бутусов сотоварищи интенсивно играли концерты, почти никаких денег за них не получая. Эти деньги искали долго и безуспешно, но к Ханхалаеву претензии предъявлены не были, поскольку и у него их не оказалось. Костя был отставлен, заодно уволили Калужского, который не столько директорствовал, сколько разговоры разговаривал. И оба появились в гримерке «Чайфа».