Чайка с острова Мираколо

Мать все больше замыкалась в себе. Заточение ее не тяготило, отнюдь. Она теперь чаще улыбалась, но почему-то меня пугала ее отрешенная улыбка. А еще – мамина забывчивость, и ее легкая, птичья беззаботность.

Один раз она проснулась особенно веселой. Расчесала мои длинные волосы и поцеловала меня. Прибрала нашу комнатку, что-то напевая, распахнула высокое окно, впустив вкусные запахи первой зелени, талого снега и каплю весенней безуминки. Потом вдруг легко, освобожденно рассмеялась – и шагнула наружу.

Я почти уверена, что ей удалось взлететь. Но поскольку мне было уже восемь лет, проверять и выглядывать в окно я не стала.

Два дня в доме царил переполох: хлопали двери, слышались причитания, натужно скрипели давно не смазанные ворота, которые открыли, чтобы впустить похоронную повозку. Про меня все забыли. На третий день спохватившаяся служанка обнаружила меня в башне: на моих плечах сидели две чайки, на коленях лежала сырая рыба. Позвали деда. Тот, оглядев меня, потемнел лицом. Грубо схватив за ворот, стащил меня волоком по лестнице, посадил в лодку и отвез на Терра-деи-Мираколо. «Забирайте, это ваше», – буркнул он, толкнув меня в руки святой сестры. Я забилась, как попавшая в силок птица. «Она так юна. Ее рано учить!» – возразила монахиня. В ответ дед недвусмысленно дал понять, что не собирается платить за мое обучение и вообще принимать какое-либо участие в моей дальнейшей судьбе. Так я стала «серой» послушницей.

В монастыре, однако, жилось неплохо. Нас кормили досыта, а работа в саду была вполне по силам. Стало еще веселее, когда я нашла Пульчино. Я мало думала о прошлом. По моим понятиям, я просто сменила одну клетку на другую, более комфортную. О своем отце я задумалась лишь тогда, когда к нам присоединилась Джулия. Было в ней что-то родное, я почуяла это сразу, еще до того, как заметила наше внешнее сходство. Кстати, больше никто его особенно не замечал. В монастыре ко мне давно привыкли, я была неотъемлемой «серой» принадлежностью здешних серых стен. «Белые» и «серые» послушницы редко общались друг с другом. Дело не в том, что мы из разных социальных слоев – просто у нас слишком разные интересы.

Да, я впервые подумала об отце, лишь когда повстречалась с Джулией. Слушая ее письма, я припомнила имя дона Арсаго, которое кричал мой дед, ссорясь с матерью (это была единственная ссора, которую мне удалось подслушать).

Однако я не ожидала, что когда-нибудь встречусь с ним, до того самого момента, когда отправилась вместо Джулии в дом Граначчи…

***