Чайка

— Свой, значит. Простоват… Ваша водка, моя глотка, а похмелье пополам, — спотыкаясь в словах, сострил молодой, а другой коротко приказал:

— Раздевайся!

Не выпуская револьвера, Тимофей нерешительно взялся за верхнюю пуговицу.

— Мы вас научим, сволочей, как на немцев работать! — весело добавил парень с заячьей губой. — Дотла раздевайся!

Тимофей опустился на колени.

— Помилуйте, товарищи!

— Что ты мне за кум, чтобы миловать? Раздевайся, а то грохнем и мертвого разденем.

— Ведь я не по доброй воле, товарищи, как все… Я… Меня вся партия хорошо знает — и товарищ Лексей Митрич Зимин и товарищ Катерина Ивановна Волгина.

Слезы мешали ему говорить, а в голове метались мысли: «Конец. Не видать былого — не порадоваться… Чуяла душа — не надо бы уходить со строительства, а уж итти — так дорогами: ведь крестьяне в домах теперь, а на дорогах и на улицах — ни души. Ох, господи! Опять просчитался!»

Парни переглянулись.

— С Зиминым и Волгиной знакомство водишь? — обрадовался парень с заячьей губой. — Такая птица для нас интересна… Кто такой? — спросил он резко.

— Стребулаев я… Тимофей.

— Стребулаев? — В голосе парня послышалось удивление. — Откуда ты?

— Из Красного Полесья.

— Гляди-кось! А у тебя сына Степана нет? Тимофей обмер, хотел сказать: «Нет», да мелькнула мысль: «Бесполезно. Раз себя назвал, то отречься от сына — подать повод думать, что вместе отряд выслеживал».

— Есть. У немцев в застенке… Муку за народную долю принимает.

— Гляди-кось! — Почесав за ухом, парень с заячьей губой сказал второму: — Дай, Витька, пусть хлебнет.

— Закусить, миляга, снежком придется, — засмеялся Витька, вытаскивая из кармана бутылку.

— Ничего. — Тимофей отпил несколько глотков и вернул бутылку. — Хорошо, что повстречались, а то одному в лесу — тоска.

Парень с заячьей губой усмехнулся.

— Здесь людей много.

— Каких?

— Разных. Например, зиминцы.

— А вы?

— Мы-то… — Парень замялся.

— Мы — «смотря по обстоятельству», как наш командир говорит, — подхватил Витька. — Компания — смажь подметки, по паспорту — дри-та-та.

— Вроде и так, — подтвердил парень с заячьей губой. А Витька, осмелев, хлопнул Тимофея по плечу.

— Живем, миляга, малиной. И немцы знают, а ягодки не рвут. Лесным социализмом живем: «Гоп со смыком — это буду я!..» Стало быть, отец Степана?

— Да, — тверже ответил Тимофей. А изумление росло: «Что все это значит?»

По лицу парня с заячьей губой расплылась пьяная улыбка.

— В таком разе — Христос воскрес!

Он облапил Тимофея, слюняво поцеловал и совсем расчувствовался.

— Витька! Пусть еще пьет… Кровяк!.. Мы, папаша, специалисты первой марки: хошь — по мокрому делу, хошь — по сухому, и тебя обучим.

Он сунул бутылку Тимофею.

— Пей! Н-ничего, слышь, не п-пожалею. Пей, говорю, дерьма этого у нас много!

Тимофей выпил. Парень с заячьей губой поболтал остатки, запрокинул голову и присосался к горлышку. Пока он пил, из темноты вышел еще один человек в красноармейской шинели. Тимофей попятился: перед ним стоял Степка. «Как же звать-то теперь его, чорта?» — мелькнуло в голове, а сын, словно прочитав его мысль, усмехнулся и подсказал:

— Степан Тимофеевич, тятя.

— Степан Тимофеевич, — машинально повторил Тимофей. — Кто же ты здесь? — он покосился на Витьку. — Блатной, что ли?

Переминаясь на кривых ногах, Степка засмеялся:

— Командир особого отряда, тятя.

— Так… — ошеломленно произнес Тимофей и больше не знал, что говорить. В лицо от Степки пахнуло сильным водочным перегаром. — Где водку-то берете?

— С деревьев капает, — сказал Витька.

Степка подошел к отцу так близко, что они — сын стоял на кочке — почти уперлись глазами друг в друга.

«Мои глаза у него», — удивленно отметил Тимофей.

«Все такие же глазищи, волчьи, — подумал Степка. — А может, кокнуть его сейчас — и все… Хозяйство целехоньким ко мне переплывет, без споров».

Кто-то вдали крикнул, раздался резкий свист, и не успел Тимофей оглянуться, как остался один. Вокруг был настороженный лес, под ногами — белая земля, над головой — черное небо, продолжавшее сыпать хлопья снега.

Да правда ли все это было — бандиты, водка, Степка в красноармейской шинели? Может, померещилось? Перед деревьями стоял на коленях! А водка?

«С деревьев капает», — вспомнились слова Витьки.

Тимофей повел взглядом — ветки сосен качались, и с них, точно капая, падал снег. «Господи! Уж не с ума ли схожу?»

— Глаза его расширились, и все тело сковало холодом, как до встречи с бандитами. А душу вновь охватило предчувствие: «Убьют! не завтра — так послезавтра, через неделю».

В той стороне, куда убежали бандиты и Степка, слышался женский крик о помощи. Грохнул выстрел, второй, третий. Крик оборвался. Тимофей стоял ни жив ни мертв. Выстрелы в его сознании отозвались так, будто это по нему стреляли. Он снял полушубок, накинул его на голову и побежал с единственной мыслью — поскорее выбраться из леса.