Читаем Чайковский полностью

— Каждое слово — золото, — сказал композитор, выходя из ложи после окончания спектакля. Бывшие с ним Модест Ильич, племянники Владимир и Юрий, еще четверо друзей и знакомых охотно с ним согласились. Вечер решено было закончить ужином в ресторане Лейнера. Дальнейшее описал Ю. Л. Давыдов:

«Окончив заказ, Петр Ильич обратился к слуге и попросил принести ему стакан воды. Через несколько минут слуга возвратился и доложил, что переваренной воды нет. Тогда Петр Ильич, с некоторой досадой в голосе, раздраженно сказал: «Так дайте сырой, и похолоднее». Все стали его отговаривать пить сырую воду, учитывая холерную эпидемию в городе, но Петр Ильич сказал, что это предрассудки, в которые он не верит. Слуга пошел исполнять его распоряжение. В эту минуту дверь отворилась и в кабинет вошел Модест Ильич, сопровождаемый артистом Ю. М. Юрьевым, с возгласом: «Ага, какой я догадливый! Проходя, зашел спросить, не тут ли вы». «А где же нам быть еще?» — ответил Петр Ильич. Почти следом за Модестом Ильичем вошел слуга, неся на подносике стакан воды. Узнав, в чем дело и в чем состоял продолжавшийся с Петром Ильичем спор, Модест Ильич не на шутку рассердился на брата и воскликнул: «Я тебе категорически запрещаю пить сырую воду!» Смеясь, Петр Ильич вскочил и пошел навстречу слуге, а за ним бросился Модест Ильич. Но Петр Ильич опередил его и, отстранив брата локтем, успел залпом выпить роковой стакан».

К утру Чайковский заболел. Посетивший его А. К. Глазунов заметил, что «ему было очень плохо, и он просил оставить его, сказав, что, может быть, и на самом деле у него холера, хотя он этому не верил…». Были приглашены врачи: сначала один, затем другой. И если первый высказал предположение, то второй вынес приговор без колебаний: холера.

В течение следующих трех дней Петр Ильич бредил: вспоминал мать, отца, далекое детство, родственников и друзей. Вспомнил с обидой Надежду Филаретовну фон Мекк. Приходя ненадолго в сознание, извинялся перед окружавшими его родными и близкими за причиненные им хлопоты, благодарил их и снова впадал в беспамятство. И тогда опять перед ним проносились образы дорогих ему людей, родные места, Клин, курьерский поезд, который вот-вот должен его настигнуть. В бреду он все время отгонял от себя «проклятую курноску» — так называл он смерть — и все время сухими губами рассказывал, что в голове его столько планов, столько планов и замыслов…



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Историческая память немыслима вне великих достижений человечества в сфере искусства. Ее сохранение — дело не только историков и искусствоведов. Каждый из нас причастен к своему прошлому, а не только к событиям и свершениям своего времени. Каждый из нас не сторонний наблюдатель, оценивающий далекие столетия и творчество своих предшественников с позиций мировоззрений современности или некой абстрактной морали. Мы и сейчас участники порой непростых оценок событиям прошлого, шедеврам и произведениям национального и мирового искусства, продолжающих воздействовать на нашу жизнь и психологию, заставляющих снова утверждать или пересматривать современные взгляды и концепции на результаты и способы человеческого самовыражения.

Все то, что признано сейчас бесспорными вершинами искусства, как правило, пережило огромное множество оценок, порой меняющихся в зависимости от исторических эпох, господствовавших вкусов и представлений. Весомость их и авторитет оправдан не только временем, количеством поколений, которые эти оценки формировали, но и самим способом их выявления.

Современники автора наиболее интенсивно участвуют в создании исходного мнения, являющегося плодом размышления множества разнородных умов и темпераментов, людей различных воспитаний и вкусов. В огромном и противоречивом спектре суждений происходили естественные столкновения вкусов и интересов отдельных людей, их художественных познаний и предрассудков. Противоборствуя, они во многом уравновешивались, приближаясь при взаимном исправлении ошибок к истине.

Но наступает другой век, проникнутый иным духом, иными социальными и художественными идеями. Произведения признанного автора снова подвергаются обсуждению, но с других точек зрения, сквозь призму новых творческих концепций. И часто следующие поколения вносят коренные поправки или дают им могучее, обоснованное подтверждение. Чем дальше во времени создан тот или иной шедевр, то или иное произведение искусства, тем многократнее они подвергались взыскательному анализу представителей разных эпох и течений. И, только пройдя через горнила суровых суждений, испытав на себе меняющиеся вкусы разных столетий и эпох и оказавшись оцененным одинаково, произведение мастера или его творчество в целом получает взвешенную во времени единую оценку, отражающую истину, которая и становится достоянием истории.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное