Покинув Москву, Петр Ильич появился на один день в Нижнем Новгороде для свидания с братом Анатолием, а затем, заехав в Клин и закончив шесть новых романсов на стихи Д. Ратгауза («писал их с большим удовольствием»), Марш 98-го пехотного полка и переложение фантазии Моцарта для вокального квартета с сопровождением фортепиано («За Моцарта можно ничего не брать, ибо моего тут очень мало»), выехал в Петербург, откуда ему предстояла поездка за границу.
Недолгое пребывание в северной столице дало ему возможность в последний раз отметить свой пятьдесят третий день рождения в городе, где тридцать лет назад решилась его музыкальная судьба. Здесь он обрел первые творческие победы и немало друзей.
Через день в доме Римского-Корсакова состоялась дружеская встреча с многими из тех, кто в течение ряда лет доброжелательно следил за его успехами. Среди них были Лядов и Глазунов, подаривший ему в тот вечер партитуру своего Торжественного марша с дарственной надписью. Сам Николай Андреевич вспоминает об этом свидании: «С Чайковским у меня был, между прочим, разговор о бывшем дня за два перед тем заседании дирекции Спб. отделения Муз. общества, на которое были также приглашены я, Ауэр, Соловьев и Ларош… Прения шли о выборе дирижера для концертов Муз. общества в будущем сезоне, причем я указал на Чайковского. Мое предложение было принято, и дирекция обратилась уже с просьбой к Чайковскому, который пока еще колебался». Стоит ли говорить, сколь приятно для Петра Ильича прошло время в общении с друзьями!
Однако пребывание в городе на Неве вскоре же и окончилось: композитору снова предстоял неблизкий путь в Лондон. На сей раз основной причиной его поездки в город на Темзе являлось участие в празднествах по случаю присуждения группе выдающихся деятелей европейской культуры почетного звания доктора «Honoris causa». Эта древняя традиция, начатая по инициативе Болонского университета еще в XIII веке, стала высшим проявлением признания заслуг отдельных и весьма немногочисленных представителей науки и искусства, внесших особо заметный вклад в мировую культуру. «Все будущие доктора, кроме больного Грига, — отметил русский композитор, — съехались в Англию, где в старейшем Кембриджском университете, основанном еще в 1209 году, должна была состояться торжественная церемония посвящения в это почетное звание».
Накануне памятного дня в Кембридже состоялся концерт из произведений «будущих докторов». Кроме Чайковского в сводной программе стояли имена Грига, Сен-Санса, Бойто (известного в то время по опере «Мефистофель») и Бруха (автора многих светских полифонических хоровых произведений и оперы «Лорелея»). Петр Ильич дирижировал на этом знаменательном концерте своей романтической фантазией «Франческа да Римини». Выбор произведения был не случайным: он отразил гуманистическую и философскую сущность мировоззрений «великого славянского композитора», как назвал его в литературной реплике на этот концерт французский друг Чайковского Сен-Санс. Там же он писал: «И пряные прелести и ослепительный фейерверк изобилуют во «Франческе да Римини» Чайковского… самый приветливый из людей дал здесь волю неистовой буре и выказал не более жалости к своим исполнителям и слушателям, чем сатана к грешникам. Но так велик талант и изумительная техника автора, что осужденные только испытывают удовольствие. Длинная мелодическая фраза, песнь любви Франчески и Паоло, парит над этим ураганом…» Сравнивая произведение Чайковского и симфонию Листа «Данте», вдохновленные «Божественной комедией» великого итальянского поэта и мыслителя, Сен-Санс утверждает, что «оба достойны оригинала Данте… оба одинаково безупречны».
Первого июня состоялось торжественное действо с вручением дипломов новым докторам. Чайковский воспринял присуждение почетного звания с присущей ему скромностью, хотя и знал, что является первым русским композитором, которому выпала столь высокая честь. В то же время он не мог не испытывать чувства гордости за отечественное музыкальное искусство, представителем которого являлся. Он всегда помнил, откуда берутся истоки его творчества и его успехи. А они продолжались в Англии, где накануне выступления в Кембридже он провел еще и концерт в Лондоне, который, по его словам, «имел настоящий триумф». Вскоре Петр Ильич покинул «туманный Альбион».
«Не радостями приветствовала Петра Ильича родина. Дуновение смерти веяло вокруг него, — вспоминал Модест Ильич. — Незадолго узнав о смерти Константина Шиловского, он теперь был встречен известием о смерти 14 июня старого друга, К. К. Альбрехта, а через десять дней графиня Васильева-Шиловская написала ему о кончине ее мужа Владимира Шиловского. Из Петербурга доходили слухи о безнадежном положении Апухтина, из Москвы — Н. С. Зверева…». Круг близких и дорогих для Чайковского людей все более сужался.