Читаем Чайковский полностью

Все чаще видели его за роялем. При этом родные и знакомые отмечали, что характер музицирования все более меняется: Петя много времени стал уделять собственным импровизациям. Да и музыка, которую он слушал в исполнении других, стала воздействовать на него сильнее, чем прежде. Все чаще после долгих занятий за фортепиано его видели нервным и расстроенным.

В один из праздничных дней к дому Чайковских подъехали гости. После ужина, на котором по случаю праздника присутствовали и дети, началось музицирование. Звуки музыки внесли оживление и радость. Поначалу был весел и Петя. Но к концу вечера от обилия музыкальных впечатлений он очень утомился и сам ушел наверх, в свою комнату, раньше обычного.

Отзвучали последние аккорды рояля, смолкли голоса поющих, радушные хозяева проводили гостей. Обитатели дома готовились ко сну. Добросовестная гувернантка поднялась в комнату Пети, чтобы удостовериться, что он спит. Фанни Дюрбах вспоминала, что, открыв дверь, она увидела своего воспитанника плачущим. Глаза его блестели. Он был до крайности возбужден. Пытаясь его успокоить и одновременно узнать причину такого состояния, она спросила:

— Что с тобой, Петичка?

— О эта музыка, музыка! — ответил он сквозь рыдания, хотя в доме наступила тишина и музыка давно уже перестала звучать.

— Избавьте меня от нее! Она у меня здесь, здесь, — повторял он, показывая себе на голову, — она не дает мне покоя!

Конечно, не музыка сама по себе явилась причиной столь большого возбуждения. Скорее, разыгралась вызванная звуками фортепиано творческая фантазия, заставила напрячься до предела психику мальчика и вылилась сильным эмоциональным всплеском. Может быть, это и была одна из первых интуитивных попыток сочинения? Во всяком случае, впоследствии на вопрос, когда он начал сочинять, композитор отвечал:

— С тех пор, как узнал музыку.

Вскоре Петя научился выражать в той или иной форме мучившие его творческие фантазии. Так случилось во время приезда в Воткинск поляка-офицера Машевского, отличавшегося умением играть мазурки Шопена. Петя решил сделать ему приятное и разучил специально две мазурки великого польского композитора. Перед «концертом» он волновался, но, сев за рояль, сразу успокоился. Его пальцы легко справлялись с пьесой, а сам он, увлекшись игрой, забыл обо всем. Очарованный игрой мальчика, гость при всех расцеловал его.

— Я никогда не видела Пьера таким счастливым и довольным, как в этот день, — повторяла не раз переполненная гордостью за своего любимца Фанни.

К этому времени отношения наставницы и воспитанника стали в полном смысле слова сердечными. Юный музыкант с усердием штудировал немецкий и французский языки, вслушиваясь в интонации иностранной речи своей учительницы. Проявлял он прилежание и в изучении других предметов. А в играх и забавах Петя, пожалуй, и не воспринимал разницу в возрасте. Вместе со своей ласковой и отзывчивой воспитательницей они совершали близкие и дальние прогулки; вместе грустили, когда видели осенью улетающие к югу караваны птиц; вместе радовались, встречая весну и слушая неумолкаемое журчание воды под тающими снегами. Огромное удовольствие им доставило и первое в жизни Пети совместное короткое путешествие на пароходе, который был впервые построен на Камско-Боткинском заводе. Наверное, мальчику казалось, что никакая сила не сможет их разлучить.

Однако вскоре произошло событие, глубоко затронувшее чуткое сердце ребенка.

Илья Петрович, получив очень выгодное предложение, подал в отставку. Ему был пожалован чин генерал-майора и пенсион. Служба на казенных заводах кончилась. Теперь отцу восьмилетнего Пети предстояло ехать в Москву для встречи с руководством управления заводами одного богатого частного лица, чтобы получить новую работу. Семья Чайковских, которая к тому времени пополнилась еще двумя детьми, дочерью Александрой и сыном Ипполитом, начала готовиться к отъезду, — но без Фанни.

Родители по приезде в столицу намеревались отдать уже подросшую Лидию в институт, а старших сыновей, Николая и Петра, — в учебные заведения. Двадцатишестилетняя бонна, не собираясь пока возвращаться на родину, приняла очень выгодное для себя предложение помещиков Нератовых. Так завершился самый счастливый, четырехлетний период Петиного детства, который и Фанни считала «счастливейшей эпохой своей жизни». Пришла пора расставания.

Мальчик тяжело переживал разлуку с дорогой ему воспитательницей. От грустных мыслей его не отвлекли ни дорожные хлопоты, ни сопутствующая отъезду суета. Он словно бы чувствовал, что если и увидит когда-либо свою наставницу, то это будет очень нескоро. Так и случилось: следующая их встреча состоялась через сорок четыре года!

В день отъезда Петя очень скучал. Был уже конец сентября 1848 года, а милая его сердцу Фанни отбыла к Нератовым еще в начале месяца. Она уехала, когда дети еще спали: так решили родители, чтобы не травмировать детей минутами грустного расставания; особенно они боялись за Петю. Впервые в жизни ощутил он чувство утраты и тоски.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное