Чайковский

Прошло первое волнение, связанное с переездом. И хотя воспетый Пушкиным «юный град, полнощных стран краса и диво», продолжал удивлять и поражать своими масштабами и великолепием, сердечного чувства к себе у детей Чайковских он не вызывал. Вероятно, это было связано с тем, что их прибытие в Петербург состоялось глубокой осенью, когда город часто заливают дожди с мокрым снегом и с залива дует холодный, сырой ветер. Да и городская петербургская квартира после просторного двухэтажного боткинского дома показалась им мрачной и неуютной. Особенно переживал это чуткий ко всяким переменам Петя.

Жизнь в маленьком провинциальном Воткинске, все более отдаляясь во времени, приобретала особое очарование, вызывая щемящие душу воспоминания. Ведь там осталась милая его сердцу Фанни, там его окружали простор и приволье, там была незабываемая оркестрина и ставший близким другом рояль. Потому-то «безмятежное и светлое прошлое в воображении мальчика стало еще краше, еще идеальнее, тоска по нем острее», — пишет брат композитора, Модест Ильич. Да и Александра Андреевна хорошо запомнила слова Пети, что его пребывание в Петербурге — «это сон», что он желает проснуться в Воткинске.

Вскоре лед сковал широкую Неву. Началась первая для Пети петербургская зима. Сумрачный зимний город не радовал мальчика. Но к этим эмоциональным ощущениям добавились и оказавшиеся нелегкими обязанности: сразу по прибытии в новую столицу он и брат Николай были отданы в пансион Шмеллинга. Режим жизни был труден. Чтобы успеть к началу занятий, мальчики уходили из дома в восьмом часу утра. В сумраке осеннего и зимнего Петербурга шли они по набережной Тучкова и, перейдя Чуйков мост, двигались по длинной дамбе и далее по Большому проспекту Петербургской стороны до угла Спасской улицы. Там, в ничем не примечательном невысоком трехэтажном доме под № 14, и находился пансион Шмеллинга.

После целого дня занятий, в пятом часу, когда уже темнело, они возвращались домой. Надо ли говорить, как уставали мальчики, особенно более слабый Петя. Сил практически уже ни на что не оставалось. Но надо было готовить уроки. Причем положение осложнялось еще и тем, что, приступив к занятиям в разгар учебного года, они оба должны были наверстывать уже пройденное. Часто восьмилетнему Пете приходилось засиживаться до полуночи, а ранним утром снова собираться в путь по неблизкому и уже привычному маршруту.

На общее настроение и психологическое самочувствие влияло и другое обстоятельство. Привыкшие к внимательному и доброму, ласковому отношению со стороны Фанни, они впервые оказались лицом к лицу с безразличием и равнодушием преподавателей Да и сами ученики пансиона — плохо управляемая орава мальчишек — встретили их так, как обычно встречают новичков: придирками, приставаниями и тычками.

Вероятно, эта зима осталась бы в памяти будущего музыканта безрадостной, если бы не «свет в окошке» — музыка… Родители, внимательно и с пониманием относящиеся к художественному воспитанию своих детей, не могли оставить Петю без этой понятной для них радости. Почти одновременно с началом занятий в пансионе Шмеллинга начались и музыкальные занятия их сына с пианистом и педагогом Филипповым. За короткое время Петя сделал заметные и впечатляющие успехи. Видимо, сказались и педагогические данные самого учителя, его умение увлечь своего способного ученика. Думается, что успехи могли быть намного большими, если бы такое двойное напряжение — учеба в пансионе и занятия музыкой — оказалось мальчику по силам и не повлияло серьезно на его здоровье.

К середине зимы оба брата заметно сдали. «Дети уже не те, что были в Воткинске, — отмечает Александра Андреевна, — свежесть и веселость их исчезла. Николай постоянно бледный и худощавый, Пьер — тоже». Оба они еще в декабре переболели корью. У Николая болезнь не вызвала осложнений, зато у Пети она завершилась нервным расстройством, поначалу мало заметным, но вскоре проявившимся в сильных нервных припадках. В результате у него явно, и в худшую сторону, изменился характер. По словам матери, «он стал очень нетерпелив, и при каждом слове, которое ему говорят и которое ему не по вкусу, — слезы на глазах, и ответ готов». Александру Андреевну крайне тревожило здоровье сына, явно находившегося в состоянии физического и нервного переутомления. Она признавалась, что и сама неоднократно плакала, переживая тяжелое самочувствие своего любимца. Его не мог успокоить и развлечь даже театр. И хотя не сохранилось никаких воспоминаний об этих первых встречах со служителями Мельпомены, тем не менее они, конечно же, остались в памяти мальчика, чуткого к искусству, к музыке. Это тем более должно было запомниться, так как именно в это время были особенно популярны посещения оперного театра, где непременно звучала итальянская опера и ставились «волшебные» балеты.