Чайковский

Чайковский попросил найти какое-нибудь место для мужа сестры покойного Котека с уточнением, что «они действительно в крайности». Надежда Филаретовна ответила, что она распродала все свои железные дороги, а на Рязанской у нее всего десять процентов акций и к тому же там против нее так интригуют, что она с трудом может поддерживать двух своих сыновей (Владимира и Николая) и никак не может «раздавать» места.

Объяснение само по себе выглядит неубедительным, поскольку речь шла не о кресле члена правления, а о каком-нибудь конторском месте, которое баронесса или ее сыновья запросто могли устроить. Вдобавок речь идет о родственниках человека, который в свое время был домашним скрипачом в доме фон Мекков. Ладно бы скрипка – вдруг баронесса вообразила, что Литвинов хочет получить инструмент работы Страдивари или Амати. Но конторское место – это же сущая мелочь… Однако же в этой мелочи было отказано.

В конце марта 1888 года Петр Ильич переехал из Майданова в находившееся неподалеку село Фроловское (от удобного в железнодорожном смысле Клина удаляться не хотелось). Новая усадьба нравилась ему гораздо больше прежней, она была небольшой и располагалась на краю села. Само Фроловское по сравнению с весьма популярным у дачников Майдановым было местом тихим, малолюдным. Да и обходился новый дом дешевле майдановского… Впрочем, теперь у Петра Ильича была пенсия, пожалованная императором, да и концертно-постановочные доходы изрядно возросли. Не исключено, что в сложившейся ситуации Надежда Филаретовна могла ожидать отказа от ее шеститысячной «пенсии», однако этого не произошло. Даже наоборот. «Я никак не могу, чтобы от времени до времени не беспокоить Вас денежными просьбами, – писал Петр Ильич баронессе в июне 1888 года по возвращении с зарубежных гастролей. – Конечно, Вам покажется удивительным, что теперь, когда я сделал концертное путешествие по Европе и получил пенсию от царя, я могу все-таки нуждаться в деньгах. Но дело в том, что путешествие имело в результате, кроме утомления и увеличения известности, страшные, невероятные денежные расходы. Только с будущего года я могу предпринимать поездки за границу для участия в концертах не иначе как с платой. В нынешний же раз я получил ничтожную плату только в Гамбурге и Лондоне. Это была капля в море в сравнении с тем, что я истратил. Случились и разные другие обстоятельства, весьма невыгодно отозвавшиеся на моих финансах: например, неуспех “Чародейки”, устройство моего нового жилища, ради которого пришлось обзаводиться всем, ибо тут ровно ничего не было и дом был в состоянии необитаемости; ввиду пенсии, о которой все знают, удесятерились обращения ко мне за денежною помощью, и многое, многое другое. В настоящее время истощились на довольно долгий срок все мои ресурсы, и после долгих колебаний я решаюсь, если возможно это, просить Вас вместо 1 октября прислать мне бюджетную третную сумму в настоящее время… Очень совестно и стыдно беспокоить Вас, особенно ввиду того, что теперь, казалось бы, меньше, чем когда-либо, я имел бы повод беспокоить Вас и злоупотреблять добротой Вашей»[206].

Эту просьбу Надежда Филаретовна удовлетворила.

С июня 1885 года Петр Ильич начал переписываться с Юлией Петровной Шпажинской (в девичестве Порохонцевой), женой Ипполита Васильевича. Знакомство состоялось во время совместной работы Чайковского и Шпажинского над либретто «Чародейки». Юлии Петровне было суждено стать еще одним другом-корреспонденткой Петра Ильича. Напрасно злопыхатели, основываясь на печальной истории с Антониной Милюковой, пытались выставить Чайковского женоненавистником. Его отношения с Надеждой фон Мекк, Юлией Шпажинской и в особенности с сестрой Александрой свидетельствуют об обратном. Что же касается Антонины Милюковой, то ей, наверное, нужно было принять случившееся как данность и пойти на компромисс, а не доводить себя до психиатрической лечебницы (увы, история не имеет сослагательного наклонения – что случилось, то случилось).