Чайковский

Несколько слов о «такой достойной женщине». До поры до времени Надежда Филаретовна не знала о том, что Александра Ильинична является морфиновой наркоманкой. В то время уже знали о негативных последствиях регулярного употребления морфия^[170], но продолжали широко использовать его для купирования болей различного характера. Считалось, что при «разумном» отношении к приему этого препарата ничего плохого случиться не может. «Она [Александра Ильинична] серьезно нездорова, – писал Чайковский баронессе весной 1879 года. – В Киеве с ней случился жестокий нервный припадок с обмороками, обмираниями, страшною болью в обеих ногах и т. п. Теперь она очень слаба, не спит, мучится постоянною болью ног, и только наркотизация посредством морфина успокаивает ее»^[171]. В начале следующего года Петр Ильич сообщает, что врачи признали Александру Ильиничну «отравленной неумеренным употреблением морфина» и что ее страдания обусловлены «оторвавшимися» (то есть блуждающими) почками, которые давят на различные внутренние органы, вызывая боли. Тема продолжается в октябре 1880 года: «Единственное средство помочь ее [Александры Ильиничны] невыносимым страданиям – вспрыскивание морфином, к которому приходится прибегать по нескольку раз в сутки. Морфин, конечно, временно успокаивает ее, но… какое это страшное по своим последствиям средство. Она и без того уже злоупотребляет им в течение нескольких лет, и очень может быть, что совершенное расстройство всей ее нервной системы есть следствие морфина. Страшно и подумать, чем все это может кончиться». От матери пристрастие к морфину передалось дочери Татьяне и сыну Владимиру, которого родные звали Бобом. Все кончили нехорошо – Владимир умер в тридцать пять лет, Татьяна – в двадцать шесть, а Александра Ильинична не дожила восьми месяцев до своего пятидесятилетия.

Но летом 1879 года баронесса фон Мекк знала лишь о том, что в апреле Александра Ильинична принимала морфий от болей в ногах. Истинная картина пока оставалась скрытой. Когда же она откроется (Николай начал бывать у Давыдовых), Надежда Филаретовна забеспокоится. В письме от 13 (25) октября 1880 года она посоветует Александре Ильиничне отвыкнуть от морфия, а в письме от 18 (30) марта 1883 года поделится с Петром Ильичом своими опасениями по поводу его племянницы Анны Львовны, к которой испытывал симпатию Николай фон Мекк: «Этот морфин пугает меня ужасно, и я страшно боюсь, чтобы Анна также не соблазнилась им, поэтому я прошу Вас убедительно, мой милый, добрый друг, который способен понять все мои чувства и тревоги и который знает, что Анна теперь уже для меня близка и дорога, употребите все Ваше влияние на нее, чтобы никак не допустить ее до этой отравы, до этой пагубы; ведь это ужасно, ведь вся жизнь погибнет. Мне очень больно лишать надежды, но признаюсь, что я совсем не надеюсь, чтобы доктора вылечили Татьяну Львовну. Пожалуйста, мой дорогой, в Ваших письмах к Анне предохраняйте ее от этого зла, оберегите ее жизнь от гибели». Чайковский успокоит Надежду Филаретовну: «Убедительно прошу Вас раз навсегда быть совершенно покойной насчет Анны. Ничего того, чего Вы страшитесь за нее, не может быть никоим образом. Это натура, не имеющая ничего общего ни с болезненной эксцентричностью старшей сестры, ни с взбалмошностью и неровностью Тасиного^[172] характера. Анна есть прямая противоположность Тани… Деятельность ее необыкновенно сильна и разнообразна. Она все хочет знать, все уметь, и вместе с тем у нее есть потребность быть полезной, вследствие чего она не знает скуки и никакой надобности в наркотиках никогда испытывать не будет. Кроме того, пример Тани был для нее, при ее уме и здравом смысле, отрицательно полезен. Она часто говорит, что Таня как будто нарочно старается показать ей наглядно, чего не следует делать и чего следует избегать девушке, желающей быть здоровой и счастливой. Это вообще здоровая, цельная натура, имеющая много родственных черт с Вашим сыном Колей, и сочетание этих двух душ будет очень отрадным явлением»^[173].

Пожалуй, лучше девушку перед будущей свекровью и не расхвалить. Спустя девять месяцев Анна и Николай поженились. Примечательно, что Надежда Филаретовна познакомилась с Анной только после свадьбы (!), в феврале 1884 года, когда молодые супруги приехали к ней в Плещеево. На свадьбах своих детей «мизантропическая» баронесса не присутствовала принципиально, поскольку не хотела ни знакомиться с новыми родственниками, ни видеться с родственниками покойного супруга.