Чайковский

- Прокучу!. Да и на беса ли они мне? В Сечи все общее, что твое, то мое, такое уже братство, все общее, кроме коня и оружия, это уже связано с душою, как чубук с трубкою - его не разрознишь. Я бы и пяти дукатов не оставил, да знаешь, нужно поклониться куренному и кошевому, не будь этого, все пустил бы на волю. После чарки у меня так вот и загорится в глазах, хочется музыки, песней, грому, распахнется казацкая душа, гуляй!.. А тут, верно, за грехи мои, явится чертенок и сядет на носу... ей-богу, вот так-таки и сядет верхом, как на кобылу, и вижу, да не могу снять, так и ездит, так и вертится и шепчет: "Давай, Никита, денег на водку". Чуть замешкаешь или второпях не отыщешь скоро кармана, так ущипнет, проклятый, за кончик носа, что слезы градом побегут, а сам оборотится ко мне и язык показывает. Вот какая оказия! Порой не вытерпишь, дашь ему щелчка, кажись пропал, только на носу затуманится; прошел туман - опять сидит проклятая тварь и щиплет за нос!..

- Где же будешь кутить, брате Никита?

- Опять спрашиваешь по-бабьи! Ох, мне эти белоручки-гетманцы!.. Казак не без доли. Садись, поедем.

Казаки поехали крупною рысью. Скоро Никита начал оглядываться по сторонам, приложил кулак к правому глазу, долго всматривался вдаль и закричал;

- Так и есть, вот близко. Берег, Алексею!

- Где?

- Разве ты не видишь впереди ничего?

- Ничего, кроме птицы.

- Вот эта птица, что летает, и есть берег.

- Мало ли мы видели птиц!

- Птица птице рознь: это ворона, вот что хорошо...

- Ворона - птица так себе.

- Оттого и хорошо, что так себе; ворона - дурак; вольный Кречет, словно казак, быстро летает по дикой степи, а ворона мужиком дело, трется около жилья; увидел ворону - и жилье близко... Скачи за мной...

Через полчаса казаки прискакали на край крутого оврага, подле его глубоко, чуть приметною тесемкою вился по песчаному дну маленький ручеек; по сторонам громоздились, торчали огромные серые скалы; в расселинах лепился терновник, шиповник и выбегал прямыми зелеными побегами гордовый кустарник, очень известный на юге по своим крепким, бархатистым чубукам Внизу молодая девушка, сидя на камне у берега ручья, мыла ноги.

- Вот и Варкина балка (Варварин овраг), - сказал Никита, - тут ее и зимовник.

Девушка быстро запрокинула назад голову, взглянула вверх, вскрикнула и исчезла.

- Экая проворная Татьяна! - проворчал Никита. - Это племянница Варки, веселая девушка!

- А Варка кто?

- Варка вдова нашего казака, по смерти мужа держит шинок тут неподалеку от Сечи. Духу мужского нет здесь, все бабы - она да ее племянницы; а живет хорошо, все деньги наши сиромы (безродные, холостяки) тут оставляют. Тут пьют, тут гуляют, тут... А вот она сама.

В это время шагах в двадцати из-за скалы показалась женщина лет сорока; волосы ее были убраны под казацкую шапочку-кабардинку; лицо и шея смуглые, загорелые, над темными сверкавшими глазами черною скобкою лежали густые сросшиеся брови; за поясом у нее была пара пистолетов и татарский нож, в руках турецкая винтовка. Уставя дуло винтовки против казаков, она грозно спросила: "По воле или по неволе?"

- Вот так лучше! - отвечал захохотав Никита. - Известно, по воле! И своих не узнала. Варка Ивановна .

- Тьфу вас к черту! - сказала Варка, опуская винтовку.- Напугали меня. Думала нивесть кто, так принарядился Никита Прихвостень! Откуда, коли по воле?

- Пшеницу пололи.

- Доброе дело! А куколя много?

- Есть, небого! - отвечал Никита, побрякивая в кармане дукатами. - Пока с собою носим.

- Милости просим! Отваливайте же камень.. А это новитний (новичок)?

- Еще теленок, а будет волком.

Казаки отвалили камень, и им представилась узкая тропинка, по которой с трудом сошли они и свели лошадей. Лошадей спрятали под навес скалы, а сами отправились в шинок.

Шинок был вроде грота или землянки; он состоял из большой комнаты и двух маленьких по сторонам; маленькие были спальни хозяйки и трех ее племянниц, а большая служила сборным местом для казачьих оргий. Вокруг, под стенами, стояли лавки и столы, в углу бочка пенника, на которой часто, сидя верхом, засыпал какой-нибудь характерник; над нею, в нише, стояли бутылки с разными настойками, ковши, стаканы, на стенах висели сабли, ружья и пистолеты.

Угрюмый Никита вовсе переменился, войдя в этот чудный шинок, где уже ожидала их Варка с бутылкою и чаркою в руках; три девушки, очень недурные, сидя у окна, что-то шили.

Сонце низенько, вечiр близенько,

Прийди до мене, моє серденько!

- весело пропел Никита, принимая чарку; выпил, разгладил усы и, обратись к девушкам, сказал:

- Здравствуйте, мои перепелочки! Живи, здоровы? Ждали в гости доброго казака?

- Куда как ждали! - закричали девушки в один голос. - Много вас таких поганых!

- Та-та-та, го-го-го, затрещали, сороки! А покажет поганый польское золото, не так запоете... Ба! Что это за новый крест у вас на том берегу?

- То так, - отвечала шинкарка, - третьего дня подгуляли хлопцы, немного поспорили, да один и остался на месте.

- Все по-прежнему, горячие головы! Кто ж остался?