Чайковский

- Старый хрен, войсковый писарь, - сказала смеясь Татьяна, - стал меня целовать, дурень, при всех; я закричала: казаки заступились за меня, да Максим Шапка так как-то нечаянно хватил его саблею, что он уже и не встал с места.

- А попробую я поцеловать тебя; посмотрю, убьет ли кто меня, - сказал Никита, обвивая рукою шею Татьяны.

- Отвяжись! Еще не выросли руки обнимать меня! Право, закричу, сейчас закричу! Вот, вот, вот закричу!

- А я тебе вот этим рот зажму, - говорил Никита, - держи покрепче зубами! - И, дав ей в рот червонец, начал целовать, приговаривая: "Экая королевна!" - Что ты сидишь, братику Алексею, как ополудни сова на березе? Пей, гуляй - я плачу! Видишь, как весело! Пой песню, подтягивай за мной:

Давай, Варко,

Еще чарку,

И поповичу под варку.

Выпьем - небу станет жарко!

Ox, моя Татьяна,

Чернобрива кохана!

У красавицы шинкарки,

У казацкой тетки Варки,

Много водки, меду, пива,

И племянницы на диво!

Ox, моя Татьяна,

Черноброва кохана!

Белогруда и красива

Татьяночка чернобрива,

И блестит меж казаками,

Как дукат меж пятаками!

Ох, моя Татьяна,

Чернобрива кохана!

Вот вам и песня, сейчас сразу сложил, такая моя натура казацкая - хмель в голову, песня из головы, а ничему не учился... Эх, братику Алексею! Что-то было б из меня, если б учили, как вашего брата!

К вечеру приехали еще человека четыре казаков поминать, как они говорили, покойного писаря, и поднялась страшная кутерьма. Никита бросал злотые и червонцы и, беспрестанно щелкая себя по носу, ворчал:

"Уж тут! Уж уселся, проклятый! Вот божее наказание!"

- Если б музыку, - сказали казаки, - то-то была бы потеха!..

- Истинная была бы потеха, - прибавил Никита.

- У меня есть бандура; Супоня на прошлой неделе заложил за бутылку водки, - говорила шинкарка. - Играйте, коли умеете.

- Хорошо! Хорошо! - закричал Никита. - Давай ее сюда!

- Давай ее сюда! - закричали казаки. Принесли бандуру.

- Хорошо! - говорили казаки, посматривая друг на друга, - Да кто ж сыграет?

- Кто сыграет? Эка штука! Мало я видел играющих! Кто хочет, пусть и играет, только не я.

- И не я! И не я! И не я! - отозвалось со всех сторон.

- Это б то вышло: есть в кувшине молоко, да голова не влазит! - сказал Никита. - Не умеешь ли ты, Алексей? Ты человек грамотный.

- На гуслях то я немного маракую, а на бандуре никогда не пробовал, отвечал Алексей.

- Пустое! Гусли, бандура, балалайка, свистелка - все одно, все играет, все веселит! Ей-богу, оно все родня между собою! Играй!

Алексей положил бандуру на колени, как гусли, взял два-три аккорда, и вышла какая-то музыкальная чепуха вроде казачка. Казаки пришли в восторг и пустились вприсядку.

Никита с приятелями гуляли нараспашку, съели годовалого поросенка, выпили неимоверное количество всякой всячины, и за полночь у Никиты не осталось ни гроша в кармане. Шинкарка перестала давать водки и не хотела брать под залог ни оружия, ни коня.

- Да отчего же ты не берешь моего добра? Моя сабля добрая и конь добрый; отдам дешево. Бери, глупая баба!..

- Ты сам глуп, Никита; нельзя, так и не беру: кошевой не приказал.

- Правда, правда, - говорили казаки, - только позволь пропивать оружие, через неделю на всю Сечь останется один пистолет.

- И одним пистолетом всех переколочу!.. Такие-то вы добрые товарищи, бог с вами, тянете руку за бабою!.. Верно, моя такая нечистая доля, жалобно говорил Никита. - Еще бы чарку-другую, и довольно... А! Постойте, постойте! Я и забыл! У тебя, Алексей, есть мой деньги?

- Есть пять дукатов.

- И хорошо; давай их сюда!

- Не дам.

- Как ты смеешь не давать ему его денег? - спросили казаки.

- Он сам не велел: нужно, говорит, оставить на гостинец куренному.

- Да, да, правда, Алексей! Нужно поклониться начальству, нужно... Вот приятель, поди сюда, я тебя поцелую.

- Вот еще, великая птица куренной! - сказали казаки.

- И то правда, как подумаешь, - продолжал Никита, - не велика птица, ей-богу! Был простой казак, а теперь куренной казак, как и я, и все мы. Поживу - и меня выберут в куренные. Выберете, хлопцы?

- Выберем, выберем! - закричали казаки.

- Выберите его сейчас, - сказала шинкарка.

- Хорошо, хорошо! Сейчас. Да здравствует наш куренной Никита Прихвостень! Ура!..

Казаки бросили шапки кверху; Никита важно раскланялся, поблагодарил за честь, сел на лавку и, под-боченясь, сказал:

- Ну, теперь, Алексей, отдавай гроши своему начальству; оно тебе приказывает.

- Не отдам, хоть бы ты и вправду был начальник; проспись, тогда отдам.

- Эге! Твердо сказано, характерно. Хлопцы, из него путь будет! А вы что там смеетесь, бабы? Думаете не отдаст? Посмотрим. Хлопцы, станьте подле этого изменника; так, сабли вон!..

- Ну, что? теперь отдашь, братику? а?

- Не отдам.

- Не отдашь? - протяжно сказал Никита.

- Чужие, чужие! - закричала Татьяна, вбегая в комнату. - Слышь, скачут по степи!..

Один казак прильнул ухом к стене и значительно сказал:

- Сильно скачут: верно, за кем погоня.

- Я разведаю, - быстро проюворила шинкарка, схватив со стены ружье, - а вы топчите, гасите огонь.

Огонь погашен; в темноте защелкали курки ружей и пистолетов и прошептал один казак: