Чайковский. Гений и страдание

Это были разные натуры: он любил одиночество, она – общество, он любил музыку, а она была равнодушна к ней, он любил посещать театры, а она ими мало интересовалась. В очередном письме к своей благодетельнице Чайковский описывает свое впечатление о жене: «Как в голове у нее, так и в сердце абсолютная пустота. У нее нет искреннего чувства ко мне. Она ни разу не попыталась узнать, что я делаю, не знает ни одной ноты из моих сочинений, не была ни на одном концерте Музыкального общества».

Молодожены сняли квартиру в Москве и стали ее обустраивать. Две недели, проведенные с женой в Москве, для Чайковского были, по его словам, «настоящей пыткой», «это были самые невыносимые дни». О продолжении работы над оперой «Евгений Онегин», которую стал писать в начале 1877 года, не было и речи, не было ни времени, ни вдохновения. «На меня нашла тупость, я не могу приняться за работу. На меня находят минуты безумия, во время которых душа наполняется такой лютой ненавистью к жене, что хочется задушить ее. Но я никого не могу винить, кроме себя».

Как тяжкое бремя воспринял Петр Ильич свою женитьбу. Закабалив себя узами супружества, он понял, что они стали тормозом для его творчества. Семейная жизнь чужда его натуре. Терзанием для него было и представление жены профессорам консерватории, которое состоялось по просьбе Николая Григорьевича Рубинштейна. Было много поздравительных речей, после которых стали кричать традиционное «Горько!», и он вынужден был, подавляя отвращение, целовать жену под любопытными взглядами своих друзей.

Антонина Ивановна стала обустраивать квартиру и вскоре заявила, что «гнездышко готово и кухарка есть». Все было сделано со вкусом, но супруг остался равнодушным к «гнездышку». Французский писатель Виктор Гюго писал: «Женская душа понимает мужчину лучше, чем он сам себя понимает». Но это относилось далеко не ко всем женщинам. Свою жизнь с нелюбимой женой Петр Ильич описывает в письмах к Надежде Филаретовне. В ответном письме она сочувствует ему: «Я читала Ваши письма, и слезы застилали глаза: где же талисман счастья, где справедливость? Почему лучшим людям так дурно живется на земле? Судьба безжалостно играет людьми». По ее совету он принимает решение отдохнуть у родственников или в одном из ее имений: «Может быть, я отдохну и буду по-иному смотреть на жену. Она меня любит и желает, чтобы наша жизнь была спокойной. Встречая на пути людей, подобных Вам, понимаешь, что путь не так тернист и этого достаточно, чтобы не отчаиваться».

Но и после отдыха настроение Петра Ильича оставалось мрачным. «Жена делает все, чтобы угодить мне. Но я с негодованием смотрю на это. У меня глубокая безысходная тоска. Но стыдно погружаться в свои будничные дела, когда на карте стоит будущее страны, когда под Плевной текут потоки крови». А жена суетилась и хлопотала возле него, стараясь ему угождать, все время напоминала ему о своей любви, заходила к нему в комнату в полуобнаженном виде, делала все, чтобы привлечь его внимание к себе, буквально навязывала ему свою любовь. Но даже сладкое блюдо, если его употреблять часто и неумеренно, надоедает. У него нарастала неприязнь к жене, которая, по его словам, «превратилась в ненависть». По просьбе Надежды Филаретовны Петр Ильич описал внешность жены: «Она среднего роста, блондинка, лицо смазливое, глаза красивые, но без выражения. Губы тонкие, и ее улыбка неприятная. Ей 29 лет, но на вид 23. Жеманна, нет прелести, которая отражала бы внутреннюю красоту, она дается природой. Я женился не по велению сердца, а по стечению обстоятельств. Моя женитьба была мечтой моего отца и моих близких. Но когда я очутился наедине с женой, я почувствовал, как она мне неприятна. Тщетно я боролся с чувством антипатии к ней, которого она не заслужила. Но что мне делать с непокорным сердцем. Антипатия росла и превратилась в лютую ненависть, которую я не ожидал от себя. Я потерял способность владеть собой. Я хочу выйти из омута лжи, фальши и притворства».