Чайная роза

Фиона открыла глаза. Ее мать пробивалась к лотку мясника. Казалось, здесь собрался весь Ист-Энд. Знакомые лица соседствовали с незнакомыми. Серьезные, набожные евреи торопились сюда после службы в синагоге. Моряки покупали заливного угря и гороховый суп. Возле дверей пабов толпились рабочие и ремесленники, приодетые, гладко выбритые. Некоторые держали под мышками елозящих терьеров.

Среди покупателей преобладали женщины всех возрастов и разнообразной внешности. Их пальцы что-то мяли и на что-то надавливали. Они оживленно торговались и, сойдясь в цене, покупали. Одних сопровождали мужья, которые несли корзины с покупками и попыхивали трубками. Но гораздо больше было пришедших с детьми, начиная от орущих младенцев на руках до ребят постарше. Те дергали матерей за подол, прося и требуя купить кекс, леденцов или горячих маффинов. Малолетние кокни и ирландцы называли матерей почти одинаково – «ма», только у первых звук «а» был совсем коротким, а у вторых – чем-то средним между «а» и «э». Итальянцы, поляки и русские кричали одинаково – «мама», но желания у них были такими же: конфета в красивой обертке, яркий леденец на палочке, коньячные вафли. И их уставшие матери, заботящиеся о том, чтобы семье хватило денег на неделю, все-таки покупали глазированную булочку, деля на троих. Пусть у детей будет маленький праздник.

Фиона поискала глазами мать. Та стояла у прилавка знакомого мясника.

– Желаете ростбиф на завтра, миссис Финнеган? – спросил мясник.

– Не на этой неделе, мистер Моррисон. Мой богатый дядюшка еще не умер. А сейчас мне нужна грудинка. Скажем, фунта три. Пять пенсов за фунт, и ни фартинга больше.

– Хм… – Мясник поджал губы и нахмурился. – Все куски, что я сегодня нарезал, покрупнее и подороже… ну вот что я смогу для вас сделать, дорогуша моя… – Он подался вперед, упершись растопыренными пальцами в прилавок. – Я готов продать вам пятифунтовый кусок по отличной цене.

– Слишком дорого для меня.

– Чепуха, дорогуша моя! – невозмутимо ответил мясник, заговорщически понижая голос. – Расклад такой: чем больше кусок, тем меньше я беру за фунт. Азбука бережливости. Опт всегда выгоднее розницы. Вы платите больше, поскольку сам кусок больше, но в пересчете на фунт веса получается меньше…

Пока мать торговалась с мясником, Фиона оглянулась по сторонам, ища Джо. Их разделяли пять других лоточников. Джо самозабвенно расхваливал товар. Хотя августовские вечера были прохладными, он расстегнул воротник рубашки и закатал рукава. На щеках играл румянец. Чуть больше года назад отец Джо уступил настойчивым просьбам сына и позволил ему стоять не за прилавком, как раньше, а перед тележкой. Теперь Джо мог пускать в ход все свое красноречие. Отец не прогадал: его сын был прирожденным торговцем. Каждую неделю Джо один продавал сотни фунтов овощей и фруктов. Больше, чем любой продавец шикарного магазина в Вест-Энде за целый месяц. Если тем помогала солидного вида вывеска, репутация магазина, красивые витрины, реклама в газетах и на уличных щитах, то Джо добивался успехов исключительно за счет своего врожденного таланта.

Замирая от восхищения, Фиона следила, как он работает, непринужденно уговаривая людей в рыночной толпе подходить к его тележке. Вон Джо поймал взгляд какой-то женщины. Через мгновение она уже стояла возле его тележки. Все это время Джо не закрывал рта, шутя, смеясь и подогревая интерес к предлагаемому товару. Никто не умел так мастерски играть, как он. Бойких женщин он забалтывал, кокетничая с ними. Если видел недоверчивых, делал серьезное лицо и говорил доверительным тоном. Джо умел изобразить обиду и замешательство, если какая-то женщина морщила нос, разглядывая его овощи и фрукты. Таким он предлагал поискать в Лондоне морковь посочнее и лук позабористее. Порою Джо устраивал маленькое представление: разрезав апельсин пополам, выдавливал сок прямо на булыжники. Оранжевую струйку было видно за несколько футов. Фиона собственными глазами видела, как изумленные люди тянулись к его тележке. Затем Джо сворачивал из газетного листа кулек, бросая туда «не два, не три, а целых четыре больших чудесных апельсина, которые обойдутся вам всего в два пенса!». Кулек закрывался и церемонно вручался покупателю.

Небесно-синие глаза Джо и его улыбка никак не могли повредить торговле, равно как и торчащие из-под шапки русые кудри, завязанные сзади в хвост. Фиону обдало теплой волной. Ее щеки покраснели. «Мысли надобно держать в чистоте», – вспомнились ей наставления монахинь. Конечно, надо, но только это становилось все труднее. Под красным шейным платком Джо виднелась треугольная полоска кожи. Фиона представила, как она касается этого треугольничка пальцами, а потом и губами. Его кожа всегда была такой теплой и так вкусно пахла свежей зеленью, которую он весь день продавал. Его лошадью. Воздухом Восточного Лондона, вобравшего в себя оттенки угольного дыма и речного ила.