Как доехали домой — не помню. Как располагали родителей и слуг — тоже. Мама так и не пришла в себя, и врач, когда вышел из её комнаты, выглядел очень хмурым. Не знаю, что он сказал Феликсу о состоянии моей матери, но герцог не спешил этим делиться, от чего мне стало жутко.
Я сидела в гостиной, подобрав ноги в кресло, и пила горячий чай. Меня трясло от всех переживаний. Феликс накинул мне на плечи плед и сел напротив, сложив пальцы в замок.
— Главарь чёрных драконов предпочёл скрыться, чтобы не раскрывать своё инкогнито, — сказал он. — Он мог бы попытаться убить нас и без покрова тьмы, но не захотел рисковать.
— Значит, он очень известный, — кивнула я. — Или известен лично нам.
Мы хмуро переглянулись.
— Надо съездить к леди-бабушке завтра, — сказал Феликс. — Мне не нравятся мои подозрения.
— Мне мои тоже, поверь.
Шорох со стороны двери привлёк наше внимание. На пороге стояла мама в свежей ночнушке, растрёпанная и бледная. Сначала у меня отлегло от сердца — жива, цела! Но затем я почувствовала укол раздражения. Эта женщина прерывала важные разговоры. Я встала и попыталась заставить себя говорить с ней ласково — всё же она многое пережила.
— Мама, вернись в спальню, тебе надо отдыхать, — сказала я, а затем меня ощутимо укусила совесть. Судя по безумному взгляду, бедняжка вообще не поняла, как очутилась в доме у герцога. Я вздохнула и улыбнулась, протянув руку: — Давай, отведу тебя.
— Лида, — вдруг прошептала она и по лицу её полились слёзы. — Лида, Лидочка… Живёхонька… Уж сорок дней я по тебе справила…
Закрыв рот рукой, она упала на колени, а я поняла, что забыла, как дышать.
Глава 24 Всемирный заговор
— Принести ещё салфеток, милорд?
— Не помешает. И, видимо, ведро, — ответил Феликс.
Мы с мамой ревели в три ручья каждая. Стоит отдать должное деликатности моего дракона: ничто в его образе не показало удивления происходящему. Убедившись, что нам хватает салфеток, он и вовсе вышел из гостиной, оставив нас одних.
— Мне столько нужно тебе рассказать! — всхлипнула я.
— Мне тоже, солнышко, мне тоже…
Она гладила меня по волосам, а я всё говорила и говорила, выливая всё, чем хотелось поделиться с ней, но не было возможности. Мама слушала и улыбалась. Наши слёзы потихоньку высыхали, хотя эмоции всё ещё били через край.
— Какие у тебя глазки, — сказала она, заключая моё лицо в свои ладони. — Прямо золотом горят.
— Так богиня отмечает любимчиков, — сморщила нос я. Мама кивнула.
— Я ведь тоже её видела, драконицу эту!
— Неужели ты…
— Нет, — покачала головой мама. — Нет у меня никакого дара. Но всё же кое-что интересное она мне сказала. Я ещё думала, какой странный сон…
— Нет уж, давай всё с самого начала! — потребовала я. — Как там дела в нашем мире? Что с Германом?
— Посадили, — сухо ответила мама и поджала губы. Затем её брови вновь несчастно заломились. — Я сама твою погибель привела в дом…
— Мама! — я схватила её за руки, предвидя новый поток слёз, который рисковал стать обоюдным. — Малика подарила нам второй шанс — это главное. Мы снова вместе. А Герман получил по заслугам!
— Неужели это взаправду? Или я просто сошла с ума… — прошептала она, крепче сжимая мою руку. — Я всё поверить не могла, что тебя больше нет. Перед глазами стояло твоё бледное лицо и пол, залитый кровью, а сердце всё противилось. Моя Лида…
Ведро, конечно, было бы не лишним. Ну как тут удержаться от слёз? Поднявшись, я потянула маму за руку. Нам точно нужен был успокаивающий чай. Пока мама рассказывала, я кружила по чайной, направляя всю свою магию на создания напитка, который не только помог бы нам перестать реветь, но и позволил бы маме ощутить реальность происходящего.
— Не помню, как я вообще жила и что происходило. Всё как у тумане было и жить не хотелось — заставляла себя. Дашка твоя приходила, пинала меня, говорила: «Тётя Лариса, Лида бы не хотела, чтобы вы себя вместе с ней хоронили».
Я улыбнулась. На Дафну можно положиться в любом мире, этого не отнять.
— А тут легла я спать и вижу сон: райский сад, а посреди — дракон! И говорит она мне человеческим голосом: «Несчастная душа, ты страдаешь, но жизнь твоя пока не должна закончиться. Потому переместить тебя я не могу, но могу поменять местами с той, что сидит на твоём месте». Я не поняла ничего, а она улыбнулась так по-матерински и спрашивает: «Хочешь увидеть свою дочку?» Конечно, я согласилась! Открываю глаза, а там балдахин, шёлковые простыни — красота, только дочки обещанной нет. Ну я и пошла искать, и, видишь, материнское сердце прямо к тебя меня вывело!
С каждым глотком чая её лицо приобретало румянец, и появлялась типичная для неё оживлённая жестикуляция. Тоже отпив чая, я запоздало осознала:
— То есть ты не погибла в нашем мире, Малика решила вас местами махнуть? И это там, в нашей убитой двушке пришла в себя избалованная и капризная Лерисса Фарнет, которой завтра тащиться в аптеку на двенадцатичасовую смену?
Представив лицо местной маменьки, когда она познакомится со своей новой жизнью, я не выдержала и расхохоталась.
— Поделом ей, вот честно! Малика, мерси за двойной подарок!