Читаем Чахотка. Другая история немецкого общества полностью

За это врачи при национал-социализме наделялись властью и приобретали небывало высокое положение в обществе. Они проводили отбор и селекцию среди населения, делили людей на трудоспособных и слабых, на «достойных жить» и «недостойных жить», определяли, где проходит граница между здоровьем, болезнью, инвалидностью и смертью[888].

Врачи при национал-социализме вынуждали людей проходить стерилизацию. Врач, руководящий органом здравоохранения, в рамках процедуры стерилизации имел полномочия и право принимать решение, чего никогда прежде не бывало ни в медицине, ни в юриспруденции: он был и заказчиком, и экспертом, и исполнителем, и проверяющим[889]. В рамках государственной программы эвтаназии врачи убили сотни тысяч больных и инвалидов.

И в концлагерях именно врачи выбирали, кому жить, а кому умереть. Рудольф Хёсс, комендант Освенцима, сообщает в своей автобиографии, что врачи СС и лагерное руководство спорили за привилегию отбирать узников на смерть[890]. Медики не желали уступать военным свое особенное положение с правом решать, достоин ли человек жить или нет. С 9 марта 1943 года было предписано, что отбор узников производят только врачи под охраной военных. Уничтожение в газовых камерах проводили дипломированные дезинфекторы из санитарного отдела СС под наблюдением медиков. Эти врачи не только решали, будет ли человек убит или останется жить, они назначали способ и срок убийства: немедленное уничтожение в газовой камере или медленное — на тяжелых работах.

Одновременно режим национал-социалистов предоставил медикам невиданную доселе исследовательскую свободу. Прежде опыты проводились на мышах, кроликах и морских свинках, теперь разрешено было экспериментировать на людях, на пациентах больниц и лечебниц, на узниках концлагерей и военнопленных, в том числе — на детях.

Позволено было всё. По приказу врача пациентов могли расстрелять для того, чтобы доктор потом исследовал раны и повреждения. Или пациентам специально ломали кости, чтобы потом наблюдать за сращиванием[891]. Лагерные врачи исследовали на заключенных действие горчичного газа, изучали различные виды некроза, замораживания, сыпного тифа и других смертельных болезней[892]. Непоправимый ущерб здоровью или гибель пациента были заранее известны экспериментаторам. Подопытных убивали, вскрывали, расчленяли на медицинские препараты для дальнейшего использования в науке.

На людях ставили опыты и с туберкулезом. Врачи по-прежнему лихорадочно искали способы лечения и лекарства против этой болезни, обращаясь за поддержкой к политикам и партийным функционерам. Чахотка наносила колоссальный урон экономике и благосостоянию населения. В 1935 году президент Рейхскомитета по изучению туберкулеза Отто Вальтер заявил о 300–400 тысячах больных с «открытой формой» и минимум 1 миллионе «подверженных туберкулезу», то есть инфицированных с неактивной формой туберкулеза. Из-за нетрудоспособности, вызванной туберкулезом, в год выпадало 125 миллионов рабочих часов, ущерб национальной экономики составлял около 175 миллионов рейхсмарок в год[893].

Диагностика туберкулеза значительно продвинулась вперед благодаря массовым медицинским обследованиям и рентгенографии, но терапия осталась примерно на прежнем месте. Режим требовал от науки решения — иммунизации, вакцинации, лекарства. Чтобы добиться хоть какого-то прогресса, стали ставить опыты на людях — на пациентах больниц, в том числе детских, на душевнобольных и инвалидах. В педиатрических отделениях для детей-инвалидов процветала детская эвтаназия и эксперименты на детях.

Педиатр Георг Бессау, исследователь туберкулеза и главный врач клиники «Шарите» в Берлине, в детском отделении на севере столицы проводил эксперименты по иммунизации от туберкулеза[894]. В 1942–1943 годах там ввели неизвестный препарат минимум 19 сиротам в возрасте от 2 до 14 лет. Не менее 9 из этих детей умерли спустя несколько месяцев от последствий укола. Точное число жертв эксперимента неизвестно[895]. Сохранившиеся истории болезни свидетельствуют о неописуемых страданиях подопытных детей.

Ученик Бессау Георг Хензель, главврач детской лечебницы в Миттельберге (Бавария), также проводил эксперименты с туберкулезом. Двумя первыми подопытными стали два младенца-инвалида. В своей докторской диссертации в 1940 году Хензель писал: «Поскольку этот вид вакцинации открывает человечеству новые горизонты в науке, представляется естественным выбор для исследований грудных младенцев с тяжелыми телесным и ментальными пороками развития. Сохранять им жизнь — бессмысленно для нации»[896].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза