Читаем Чахотка. Другая история немецкого общества полностью

Вторая мировая война сделала существование пациентов в Штадтроде еще тяжелее. Счетная палата велела сократить содержание душевнобольных и «асоциальных» больных[865]. В 1940 году среди вынужденных пациентов резко выросла смертность. Больные голодали и умирали от истощения или от осложнений, которые никто и не думал лечить. Дополнительный паек питания получали только те, кого предполагалось вернуть в общество в качестве рабочей силы[866]. Кроме того, в 1940 году Клоос ввел трудотерапию для «злостных» и «асоциальных», чтобы «использовать до конца последние силы легочных больных на пользу обществу»[867]. Пациенты трудились на оборонную промышленность.

Штадтрода была ужасным местом. Здесь еще в 1934–1935 годах началось планомерное «изничтожение» больных путем неоказания медицинской помощи и лишения питания, за пять лет до официального начала массовой эвтаназии на государственном уровне[868]. Историк Кристина Вольтерс полагает, что больные туберкулезом стали первыми жертвами эвтаназии при национал-социалистах[869]. Уничтожение больных и инвалидов, включая «детскую эвтаназию», началась в Германии через несколько месяцев после того, как Клоос стал главным врачом в Штадтроде.

С 1940 года пациентам психиатрического отделения Штадтроды стали делать смертельные уколы[870]. Смертность в этом тюрингском учреждении была по всем показателям значительно выше, чем в прочих больницах страны[871]. Осенью 1942 года Клоос открыл «детское отделение», где дети-инвалиды по поручению Рейхскомиссии по изучению наследственных и обусловленных тяжелых болезней находились под наблюдением и умерщвлялись тихо и без подозрений[872]. Так Штадтрода стала частью государственной организованной «детской эвтаназии». С 1943 года здесь были убиты не менее 104 детей-инвалидов[873]. Большинство пациентов-детей не дожили до конца войны[874],[875].

Поскольку больные туберкулезом приравнивались к психически больным или ненормальным, к психопатам[876], с 1940 года они также стали жертвами массовой эвтаназии[877]. Их не только морили голодом и подвергали жестоким наказаниям, их убивали с помощью инъекций (прозванных «уколами вознесения на небеса»[878]) или других медикаментов. Выжившие пациенты рассказывали впоследствии, что яд добавляли некоторым в питьевую воду[879]. В туберкулезном отделении с 1934 по 1945 годы погибли не менее 604 пациентов. Начиная с 1940‐го годовая смертность в больнице увеличилась в два раза, хотя число вновь принятых больных, включая детей и подростков, в среднем оставалось примерно таким же[880].

Всего с 1933 по 1944 годы в Штадтроде погибли не менее 2267 пациентов: с 1933 по 1939 годы погибли по меньшей мере 780 человек, с 1940 по 1945 годы — 1487, причем 26 % от общего числа погибших были туберкулезными больными[881]. Сколько из них стали жертвами эвтаназии или умерли от голода и истощения, на основании имеющихся источников установить невозможно.

В 1942 году еще не менее чем в 4 больницах по стране стали действовать специализированные отделения для «асоциальных туберкулезников»: в Айхберге близ Рюдесхайма, в Тигенхофе близ Гнезена, в Люнебурге и в Фельдхофе близ Граца. Во всех этих клиниках врачи убивали душевнобольных, туберкулезных и детей-инвалидов[882].

Расследование по делу врачей и санитаров Штадтроды после 1945 года по подозрению в умерщвлении больных было остановлено за недостатком доказательств[883]. Герхард Клоос в 1954 году стал главным врачом региональной психиатрической клиники в Гёттингене. В начале 1960‐х на допросе во время следствия по делу «детского отделения» в Штадтроде Клоос говорил об «усыплении» детей[884]. В 1950‐е и 1960‐е годы многие студенты на территории ФРГ пользовались «стандартным» учебником Клооса 1944 года по психиатрии и неврологии. До 1972 года учебник переиздавали в ФРГ девять раз — и там по-прежнему шла речь о «духовно неполноценных»[885]. Клоос умер в 1988 году.


6. Врачи-чудовища

Около 10 тысяч врачей-евреев вынуждены были покинуть Германию после 1933 года, многие покончили жизнь самоубийством либо вместе с миллионами других были убиты в концентрационных лагерях. Каждый пятый врач еврейского происхождения принужден был уволиться из больницы, университета или службы здравоохранения, где работал, закрыть свою практику[886]. «Арийским» коллегам открылись разом новые карьерные возможности, многие из них поддерживали режим добровольно. Почти 45 % всех врачей в Германии были членами национал-социалистической партии, представители других профессий не вступали в партию так массово. Учителей, например, было вполовину меньше[887]. Здравоохранение и медицина обслуживали режим и призваны были подвести под его идеологию научно-легитимную базу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза