Чаки малыш

– Да вот, полюбуйся, – протянул ему газету Чаковцев. – Ничего не напоминает?

Боб зашуршал бумагой, повертел так и сяк, повернулся к свету.

– Э, брат, да тебе пора очки завести, – протянул Чаковцев насмешливо.

– Цыц, – огрызнулся Сташенко.

Читая, Боб шевелил губами. Он всегда так делал, – вспомнил Чаковцев; только раньше это раздражало его, а теперь вот – нет.

– Что скажешь, брат?

Сташенко пожал плечами:

– А что тут скажешь? Дело давнее… струхнули мы тогда, это да. Ты, Гена, неправильно прессу читаешь, вот что я скажу, – с этими словами Боб перевернул газету и ткнул пальцем в картинку.

– Вот же оно, главное!

“Боб Сташенко и группа Орлы, – прочитал Чаковцев. – Старые и новые хиты от любимого артиста. Всего один концерт”. Его имя не упоминалось вовсе. “Орлы и Блохи”, – съязвил про себя Чаковцев, а вслух сказал:

– Не заметил при входе название отеля – часом не “Калифорния”?

Сташенко завис на пару секунд, потом заржал в голос:

– Гы, Калифорния. Люблю тебя, брат!

Он отхлебнул холодного чаю из оставленной Блохой чашки и вскочил навстречу ввалившимся в холл парням – таким же, как Боб, большим и громким, только худым, длинноволосым и голодным с виду.

– Поверь, Гена, мои орлы не хуже!

В прежде тихом холле начался кавардак, какой лучше всех умеет устроить гастролирующая в провинции группа: столы в секунду сдвинули, расшвыряв стулья и вдребезги разбив вазу; примчавшуюся на гвалт официантку обняли, одарили цветами из разбитой вазы, закружили в танце и отправили бегом за добавкой ветчины – “и сырку прихвати, сладкая”. Чаковцев, забыв о газете, о призраке из прошлого, во все глаза глядел на этих – горластых, беззаботных, необремененных. Собственно, они тоже были призраки из их с Бобом прошлого…

– Как и не было всех этих лет, да? – тихо спросил Сташенко, перехватив его взгляд.

Чаковцев не ответил.

– Гена, а ты не передумал? Может, просто постоишь, подержишь инструмент, пошкафуешь чуток, а там, глядишь, аппетит и проснется, а?

Чаковцев отрицательно покачал головой:

– Не искушай, Боб, моё время вышло. Когда Страт свой продавал, зарок дал – больше ни-ни.

– Славная была гитара, – сказал Боб. – Зачем отдал? Оставил бы внукам, ну, или мне, любимому.

– Я, Бобик, на мели был, и расклад стоял простой: хата или Страт. Хорошо еще, покупатель денежный подвернулся.

– И кто такой?

Чаковцев усмехнулся:

– Броник. Слыхал про такого?

– Кто ж не слыхал про Броника, Ген. Вот уж не знал, что он играет.

– А он и не играет. Он коллекционирует.

– Вона как, – вздохнул Боб, – ясно.

– Но деньги дал хорошие… – Чаковцев поколебался, говорить ли: – И я еще неделю столовался в его харчевне – пока плов из ушей не показался. Не ем с тех пор, в глотку не лезет.

– Это потому что глотка сухая, не промоченная…

– Иди ты к черту.

– Ладно, – сказал Боб с энтузиазмом, – тогда раздача такая: после “Кактусов” выходишь к влюбленной в тебя публике и травишь пару авторских анекдотов. Обаяй их, короче, – ты умеешь.

– Умею, – скромно согласился Чаковцев.

– Расскажешь, как сочинил бессмертный народный хит, новую версию, естественно…

– Да, кстати, – встрял в их разговор клавишник, – лично я слышал про это две разных истории, а как оно было на самом деле?

– Юноша, – сказал Сташенко поучительно, – во-первых, не перебивай взрослых, а, во-вторых, про то, как было на самом деле, знают лишь трое: Гена, я и ещё одна, тогда весьма юная, особа. Причём дама, скорее всего, ни фига не помнит, ибо была в тот вечер в драбадан. Правильно я говорю, Гена?

Чаковцев беззвучно смеялся, закрыв лицо ладонью.

– Ты, брат, когда напишешь свой собственный бессмертный народный хит, тоже никому не рассказывай, как именно ты это сделал, – Сташенко обнял клавишника и потрепал его по щеке. – А почему? – спросишь ты. – А вот почему, – отвечу я, – потому что хит сам по себе принесет тебе лишь море народной любви, но срубить бабла ты сможешь только с легенды…

– …о том, как был создан бессмертный народный хит, – сказал клавишник, – я понял.

– Примерно так, – подтвердил Боб, – умница, далеко пойдешь.

Чаковцев вернулся в номер. До репетиции оставался целый час, да и необходимости в его присутствии там, строго говоря, не было. Он не решил пока, каково ему в новом статусе свадебного генерала. Вечер покажет – решил Чаковцев для себя. Он не торопясь принял душ и тщательно побрился, потом раскрыл чемодан, достал костюм и туфли. Книжка.

Он и забыл.

“Рут Кингсли поджала губы и сказала холодно:

– Видит бог, я никогда не понимала, что нашёл ваш отец в этой женщине!

Том тихонько застонал на полу. Жизнь покидала его – это было очевидно.

Джейн всплеснула руками от горя.

– Неужели мы ничегошеньки не можем сделать?

Бабушка подошла к Джейн и внимательно посмотрела в её испуганные любящие глаза.