Чандрагупта

Исполнит ли он жалкую мольбу его рабыни?”

Дханананд не сразу понял, кем написано это письмо. Уже на середине он стал догадываться, а прочитав

последние строчки, убедился в правильности своей догадки. Служанка, пришедшая с письмом, все еще стояла

перед ним. Он взглянул на нее и снова обратил взор на письмо. Перечел его еще раз и задумался. Потом вдруг

решительно сказал:

— Ступай! Сообщи своей госпоже, что я тотчас же прибуду к ней. А ты, — обратился он к стражнице, —

отведешь меня в покои Мурадеви.

Услыхав его слова, обе женщины застыли на месте, точно пораженные громом небесным или пронзенные

ударом молнии. Служанка, однако, быстро пришла в себя. Она тотчас сообразила, как обрадуется ее госпожа

счастливой вести, поэтому, поклонившись радже, выскользнула из дворца и бросилась бежать. Изумление же

стражницы прошло не так скоро. Она не могла поверить, что слышит все это наяву, а не грезит. Она застыла, как

каменная статуя, и не двигалась с места. Видно, Дханананд заметил ее состояние, потому что он улыбнулся и

сказал:

— Очнись! Ты не спишь. Я в самом деле желаю отправиться в покои дочери раджи киратов. Я хочу

увидеть Мурадеви. Шестнадцать лет я отвергал ее, но теперь, хотя бы в честь праздника царевича Сумальи, не

хочу оставлять ее в горе.

Раджа так объяснил вслух причину своего решения. В действительности же дело обстояло немного

иначе: он хотел отвлечься от мрачных предчувствий. Он надеялся хоть ненадолго забыться, встретившись с той,

кого не видел целых шестнадцать лет. Новизна пленяет нашу душу, и тогда тревожные мысли, которые мы

хотим прогнать, уходят прочь. С такой надеждой Дханананд поднялся с трона и пошел следом за стражницей.

Тем временем служанка Мурадеви, обрадованная тем, что раджа посетит сегодня покои ее госпожи,

примчалась назад как одержимая и сообщила своей повелительнице, нетерпеливо ожидавшей ответа,

счастливую новость. Выслушав ее, Мурадеви на один миг — лишь на один миг — не поверила ее словам. Но,

взглянув внимательно на лицо служанки, она оставила сомнения и тут же поднялась, чтобы приготовиться к

встрече махараджи. На ней почти не было украшений, но и те немногие, которые были надеты, она сняла,

оставив одно жемчужное ожерелье. Вместо шелковых одежд надела простые, белого цвета. И, при чесавшись с

легкой небрежностью, приколола к волосам один-единственный цветок, известный под названием “стрела

любви”. Она усилием воли стерла с лица следы ненависти и мести и приняла вид возлюбленной, истомленной

разлукой с любимым. Взглянув напоследок в зеркало, дабы убедиться, что вид ее соответствует ее намерениям,

она села в ожидании прихода махараджи. В немногие минуты до его появления она успела обдумать, какими

словами и движениями будет приветствовать гостя, когда и что скажет, как улыбнется, какое выражение придаст

своему лицу, какие оттенки — голосу.

Едва успела она закончить свои приготовления, как появился Дханананд, ведомый стражницей.

— Сюда, сюда, повелитель! — возглашала служанка. — Вот Мурадеви, которая ждет вашего

благосклонного взгляда.

1 Согласно древнему поверью, кукушка чатака питается только каплями дождя, а перепелка чакора — лунным светом. Эти

птицы — излюбленный образ тоскующих в разлуке влюбленных.

Стражница скрылась. И сразу же Мурадеви воскликнула в страстном порыве:

— О, сын арьев! Да упадет ваш взор на ту несчастную, которую, почитая виновной, вы отдалили от себя!

— И она припала головой к стопам раджи, оросив их слезами.

Так горячо и страстно прозвучала мольба женщины, столько неподдельного страдания было в ее словах,

что, движимый невольным сочувствием и жалостью, раджа молча поднял ее и без слов привлек к себе. Заглянув

в ее лицо, он увидел, что оно прекрасно необычайной, скорбной красотой, и сердце его устремилось к ней. Ее

убор — простые белые одежды и единственный цветок вместо украшений — пленил его изысканной простотой.

Что может быть лучше естественного очарования? А природа щедро одарила Мурадеви, и ей не нужно было

никаких ухищрений, чтобы подчеркнуть свои достоинства. Ей было уже за тридцать, и сейчас, когда она

находилась в расцвете зрелой женственной красоты, ей особенно шел строгий белый наряд, оттененный лишь

сверкающей белизной жемчужной нитки и “стрелой любви” в волосах. Этот цветок, как символ, особенно

дразнил воображение раджи. И тут-то уж Мурадеви почтительным обхождением, любовными речами, робкой

лаской, нежными словами, движением бровей, сверканием взглядов и стонами тоски окончательно полонила

Дханананда.

То, что уже первое ее письмо сразу оказало нужное действие на махараджу, показалось Мурадеви

счастливым знамением. Она думала: напишу раз, не подействует — напишу снова и снова, но рано или поздно

завлеку махараджу в свои покой. А уж когда это удастся и он явится ко мне, я сумею прибрать его к рукам.

Теперь, когда махараджа пришел к ней по первому зову, она несказанно обрадовалась, что так быстро