Чао, Феликс Вивас

Друзья стояли за стойкой с продуктовыми полками. У Романа в руках была корзинка, у Германа – по бутылочке воды и сока. Не отрывая от девушки глаз, корзинщик ответствовал:

– Это?.. Юрист-международник. Победитель конкурса "Раздави орешек попкой". Мастер кухонных танцев и в будущем, надеюсь, мать моих детей. Я зову её – моя Джульетта. Джульетта Гончаренко. Юлька, по-нашему. Восхитительна, правда?

– Правда. Но не совсем. Что стало с прежней матерью твоих детей, которую ты называл "моя Полли"?

– Пути господни неисповедимы. Один из них завёл нас в болото.

– Болото не яма – можно вылезти, вернуться и мосточки проложить, нет?

Рома пристально посмотрел Герману в глаза:

– Что ты хочешь? Что ты ко мне прицепился? Тебе так нужна Полина? Так бери её и владей – она свободна!

– Ромео, ты нарываешься…

– Если так интересует чужая личная жизнь – значит, пора заняться своей!

Он развернулся, чтобы пойти к кассе, но Гера остановил его, схватив за плечо:

– Да мне по боку твоя личная жизнь! Делай всё, как и с кем хочешь! Но мне н'e по боку, что ты втягиваешь меня в своё враньё! А я не хоч'y участвовать в том, что приносит Полине страдания!

– Пафоса-то сколько, боже ж ты мой. Страдания! – Роман освободился от захвата. – Я ей браслет подарил.

– И даже не сказал, что бросил. Учти, когда она узнает всё сама – я не буду тебя выгораживать.

Теперь уже Гера направился к кассе. Он прошёл мимо Ромки, едва не задев того плечом.

– Тогда и ты учти, – получил он в спину, – что в таком случае мы её потеряем. – Гера остановился, обернулся. – Угу, и её связи тоже. – Гера открыл для ответа рот. – И тендер помашет нам ручкой.

Гера созрел, наконец, ответить что-то явно резкое – и он уже назидательно выдвинул на Романа палец, но его осёк голос Юли:

– Ребятушки, вы скоро?

Спохватившись, что их может услышать та, от которой лучше бы всё это держать в строгой тайне, Гера понизил голос:

– Ты недельку не мог потерпеть? Вот скажи, не мог? Треснула бы твоя "ореховая попка"?!

Юля вертелась у кассы, с ленивым интересом водя глазами по полочкам с мелким товаром.

– Мы опоздаем, – крикнула она спорщикам между стеллажами.

– Потерпеть недельку?! – взъерепенился её заступник. – Да я полгода терпел! Всё это время я был для Полины, как чёртов котёнок у ног: хочу – за ушком почешу, хочу – хвост пяткой прижму, хочу – пожрать дам, хочу – не дам, хочу – мордой ткну в мокрый тапок! А хочу – брошу клубок и поиграю! Недельку! Ещё неделька – и её нити опутали бы все мои лапки!

– Котёнок, тоже мне.

Герман развернулся.

– Вот и я говорю, – согласился Роман. – А Юлька – она сделает из меня человека.

Фыркнув, Гера ушёл к кассе. Рома пожал плечами, достал из корзинки леденец и скинул его на полку: лишнее, мол. Посмотрел в корзинку, оценил всё, взвесил да и вытряхнул обратно:

– Орешек мой, поверь, ты ещё скажешь мне "спасибо"!

Взял только сок и воду, как и старший…

С бутылками безалкогольного в руках Герман и Роман шли по парковке. Машины на месте не обнаружилось. Гера бегал по площадке глазами, и уже начал всерьёз беспокоиться, как услышал любимый, греющий душу сигнал: отогнав машину в сторону, из-за стекла им бибикала Юля. Сделав дело, она, не покидая салон, ловко перебралась с водительского места назад, на пассажирское.

По пути Роман поинтересовался у друга:

– Ты сам-то ещё долго бобылём таскаться собираешься?

Друг огрызнулся:

– Тебе-то что?

– Ха, нормально так – заява! Хотя чего я удивляюсь: три месяца уже, четверть года без женщины – любой в дикаря превратится. Ты зубы-то чистишь ещё, а? Ну-ка, дыхни.

– Заткнись, Ром, а.

Ромка прищурился:

– Кисляка в тебе много стало, мой друг. А ведь эта… Как её звали? Энетта, кажется? Энни… Такая сладенькая была конфетка на вид. А зачем разбежались – можешь сказать?

Герман закрылся:

– Значит, так было надо.

– Вот-вот. И получается, что я терплю все эти вмешательства непонятно из-за чего.

– Нечего там рассказывать – расстались и всё. Были причины.

Рома закрылся тоже:

– Ну, окей. Так и запишем – не было, причин. Ибо другу о причинах всегда поведать можно. Рассказывать нечего лишь там, где сплошь один вздор и самодурство.

Они подошли к машине и синхронно открыли двери – каждый свою.

– Не слишком ли много лирики, Ром? У нас тендер на носу. Тендер всей жизни. Ты ещё помнишь, зачем в Италию летишь? А я вот не забыл. Моя голова сейчас занята только этим!

– И плохо! И сейчас, и потом – голова всегда должна быть занята одним и тем же – шерше ля фамм! Ибо, как поётся, "Ноу вуман – ноу драйв". Нет женщины – нет мотивации. Без женщины и работать трудно, и нельзя отдыхать, и в Италию летать запрещается! Без женщины мужчина не может ничег'o, без женщины он вообще – распадается.

Роман уселся внутрь. Герман, оценив вольное обращение друга с текстом песни Боба Марли "No Woman, No Cry", тоже залез, под "баранку"…