Чао, Вьетнам

Генерал де Латтр остался доволен произведенным эффектом. Он саркастически усмехнулся и подправил перед зеркалом свой жесткий, тугой воротничок. «То ли еще будет», – подумал он. Перед отправкой сюда его оповестили о двух вещах: врачи – о том, что он болен раком, а кураторы в правительстве – о том, что американцы твердо обещали выделить от одной до трех атомных бомб специально для борьбы с Рабоче-крестьянской армией товарища Зиапа. Использование ядерного оружия уже было согласовано лично адмиралом Артуром У. Рэдфордом, главнокомандующим Вооруженных сил США. Но проклятые коммунисты, видимо, не горели в огне. Из пылающих напалмом джунглей в атаку вновь устремились нескончаемые человеческие потоки. Эти люди как будто были сделаны из другого материала. Они были перекованы мудрой пропагандистской машиной товарища Зиапа, словно бы изваяны им в один колоссальный трагический барельеф, украшающий стены тоннеля ненависти и языков пламени, сквозь который они направлялись прямиком в пантеон величайших героев. Даже умирая, его люди пытались выстрелить в последний раз и нередко поражали свои цели. Было установлено, что на каждого убитого партизана приходилось где-то по три лишние минуты боя, продолжавшегося уже после получения им смертельного ранения. Склоны холмов зачернели тысячами убитых партизан, оставшихся лежать на обильно пропитанной кровью земле, а тлеющие джунгли продолжали дышать угрозой, тая в своих глубинах всепоглощающую тьму, пропитанную смертоубийственной, непримиримой волей к победе.

Но уже на следующее утро на пожарищах зазеленели микроскопические ростки новой жизни, скрытой от человеческих глаз, а находившиеся в резерве свежие дивизии товарища Зиапа нанесли первые удары по силам Иностранного легиона на подступах к Хайфону, главному транспортному узлу колониальных войск. Марокканцы и сенегальцы, побросав свои веера и оружие, в панике бежали под защитную сень портовых оборонительных фортификаций. После артиллерийской и минометной подготовки повстанческие силы ворвались в город, где завязались жестокие рукопашные бои. Оттесненные к береговой линии французские солдаты, не выдержав бешеного, отчаянного натиска, начали прыгать в море, пускаясь вплавь к крейсерам своего набожного адмирала. Когда они выныривали, на их головы сыпался град пуль, и они навеки скрывались в пучине. Тогда на город с неба обрушился гнев эскадр «Мародеров» и «Приватиров», устроивших огненную бурю на его улицах. Но ничто не было способно сломить стальную волю партизан. Если они и отступали, то лишь затем, чтобы вернуться с новыми силами.

13

Мы с Рене неплохо знали Шолон как раз потому, что возили сюда продукты для Мари. Так что найти клуб «Осенние колокола» было делом несложным. Мы взяли себе по оранжаду и арендовали столик для пинг-понга. Если бы мы не увлеклись игрой, время бы тянулось слишком долго. Когда я начал проигрывать одну партию за другой, я положил ракетку на стол и вытер вспотевшие ладони о брюки. Мне нужна была передышка.

– Я в туалет, – объявил я Рене.

Тот насмешливо кивнул.

– Смотри, надолго там не застревай.

В ответ я скорчил рожицу и пошел в туалет. Холодной водой я вымыл лицо и потер виски. Надо было сосредоточиться, ведь мне предстояло самое важное событие моей детской жизни. Но когда я приоткрыл дверь, чтобы вернуться к теннисному столу, мне пришлось быстро и резко ее захлопнуть. В клуб как раз заходили шофер, повар, лакеи и телохранители дяди Нама. Нас выследили! Времени терять было нельзя. Запершись в кабинке, я подтянулся на трубе к подоконнику и, обдирая кожу на локтях и коленках, ужом выскользнул через форточку и спрыгнул во двор, заполненный пустыми ящиками и деревянными скидами. Юркнув в проход между зданиями, я закоулками выбрался на тротуар и оттуда, смешавшись с толпой, нырнул в ближайшую подворотню. Из подворотни я наблюдал, как Рене послушно сел в машину, а лакеи тем временем рыскали вокруг клуба и расспрашивали хозяина и официантов. Те лишь пожимали плечами.