Чапаев. Мятеж

Теперь в крепости во время поскудного допроса Белова Чеусовым – они, представители партии, и не подумали возвысить свой голос против самой недопустимости подобного допроса, они сидели и сочувственно ухмылялись вместе с мятежниками над каждым ответом нашим.

Только Мерлин неловко вмешался со своими «дырявыми сапогами», да и то как-то слезно, просительно, по-христиански.

Заложников – Кравчука и Бочарова – скоро посадили в тюрьму. Разнузданная шпана вела в заключенье партийных товарищей, а «представители партии» стояли в сторонке и ухмылялись, единого слова не вымолвили в пользу заключенных. Ничего себе, – недурны «партийцы»!

На прямой провод вместе с Чеусовым и Караваевым их пожаловало трое: Демченко, Меньков, Дублицкий. Ташкент отвечал.

Еще значительно раньше, тотчас после вчерашнего совещания в штабе Киргизской бригады, мы сообщили центру все наши решения по двенадцати пунктам. И предупредили: решить-то решили, но сами этим решеньям не верим ни на грош, так как делегация крепостная и сама крепость в целом мыслят вовсе не одинаково и плюнуть на любую свою делегацию для крепости – пара пустяков.

Теперь, явившись в штадив, прежде чем говорить по проводу, мы устроили с мятежниками заседанье и на нем предполагали выработать «общее мнение», которое уж и сообщим центру. В ряду множества других подобных заседаний оно ничем не выделялось, и молотили мятежники на нем все ту же и такую же околесицу, как на всех прочих. Кой до чего «договорились». Подошли к проводу. Не все разговоры по проводу сохранились полностью. Иные – только в обрывках[28]. И, видимо, перед тем как всем нам подойти для переговоров, кто-то из наших товарищей имел с Ташкентом следующий разговор:

– Подзовите к аппарату Новицкого, немедленно нужен!

– Здесь у аппарата Новицкий, член Турцика – Ибрагимов и председатель Турцика – Бисеров, остальных членов пока нет…

– У аппарата секретарь уполномоченного… Положение слишком критическое. Самозваным боесоветом выставляется ультимативное требование о сдаче военной власти командующему, выставленному ими… Собираются арестовать ответственных работников… Бунтарями выставлены посты по всем направлениям выезда из Верного… Положение очень тяжелое. Достали спирт в достаточном количестве, и можно ожидать печальных последствий… Скажите: ожидать ли нам здесь ареста или заранее выбраться в горы?

Мы никого не уполномачивали на такой разговор, тем более ставить этот нелепый вопрос: «ждать ареста или бежать в горы».

Откуда Ташкент мог это знать? Нам самим лучше было видно, до какого момента следует сидеть на месте и когда полезно бежать. Но такая была горячка, что к проводу тогда подходили почти все и завязывали самые невероятные, безответственные разговоры. Мы этого сначала вовсе не знали. Узнали только тогда, когда пожаловались телеграфисты:

– Заездили, товарищи: все говорят…

– Как все? – удивляемся мы.

– А так: идет, идет, повернется – и давай.

Впрочем, бывало и так, что какой-нубудь любопытствующий задавал разные вопросы из Ташкента!

– Что нового, как дела?

И тут ему отвечал тот, кто случится у аппарата. Всего разом не предусмотришь.

Разговор этот о «побеге в горы» на этом не закончился. Сохранились и еще обрывки:

– Здесь у аппарата член реввоенсовета – Куйбышев и Ибрагимов, председатель Турцика – Бисеров, председатель Совета комиссаров – Любимов, а товарищ Фрунзе сейчас подойдет…

– Настаивайте на кандидатуре Белова в командующие войсками, – советовал Ташкенту некто из Верного, – отвечайте на последний вопрос (то есть о побеге в горы).

– По аппарату сейчас получите ответ. Новицкий.

– Хорошо. Ждем.

– Подошедшие к аппарату читают ваши сообщения. Новицкий.

– Хорошо, давайте ответ…

– Пока не прочтут – ответить не можем… Вы пригласили много лиц, которые все должны ознакомиться с разговором.

В это время, по-видимому, заседанье наше окончилось, говоривший по проводу это знал и заторопился:

– Заседанье кончилось… Если не можете сказать, то мы уходим…

Из Ташкента тоже торопливо:

– Сейчас к аппарату подошел Фрунзе, сейчас начнем давать ответ…

Но уж было, видимо, поздно: говоривший из Верного на ходу диктует:

– Задержите… Подходят к аппарату Фурманов и Белов. За их спиной стоят повстанцы. Учтите это в разговоре, и потому ответа пока не нужно.

– Поняли и все учтем, – скрепил Ташкент.

Затем мы подошли к аппарату и запросили Ташкент:

– Скажите, кто у аппарата, и всех перечислите.

Оттуда ответили:

– Сначала вы перечислите – кто это требует.

– У аппарата Фурманов, Белов, Позднышев, начособотдела Масарский, предобревкома Пацынко и члены так называемого реввоенсовета, организованного в крепости, Чеусов, Шегабутдинов, затем еще оскомпродив Мамелюк и некоторые ответственные работники. Говорю я, Фурманов. В ряде заседаний… выяснилось следующее: самый жгучий вопрос для восставшей массы – это вопрос о разоружении ОО и РВТ с передачей всего оружия крепости. На только что закончившемся объединенном заседании военсовета и реввоенсовета было принято условно два предложения.