Чарли и большой стеклянный лифт

В тот день, когда все это происходило, нигде в мире не работала ни одна фабрика. Закрылись все школы и офисы. Никто не хотел отлепляться от телевизионных экранов даже на пару минут – даже затем, чтобы глотнуть кока-колы или накормить малыша. Напряжение стало невыносимым. Все слышали приглашение американского президента, адресованное людям с Марса, навестить его в Белом доме. И слышали странный рифмованный ответ, который прозвучал довольно грозно. Все также слышали пронзительный вопль (бабушки Джозефины), а немного позже – тревожные крики. Что там конкретно кричали, никто не разобрал. Решили, что это какой-то диалект марсианского языка. Но когда восемь таинственных астронавтов вдруг бросились в свою стеклянную капсулу и стремительно умчались прочь, все народы Земли одновременно испустили долгий вздох облегчения. В Белый дом полетели телеграммы: все поздравляли президента с тем, как блестяще он справился с опасной ситуацией.

Сам президент оставался спокойным и задумчивым. Он сидел за столом, катая маленький кусочек мокрой жвачки между указательным и большим пальцами. Он дожидался момента, когда можно будет кинуть им в мисс Тиббс так, чтобы она не заметила. В мисс Тиббс он не попал, зато угодил по кончику носа главнокомандующему военно-воздушными силами.

– Как вы думаете, люди с Марса приняли мое приглашение в Белый дом? – спросил президент.

– Конечно приняли, – ответил министр иностранных дел. – Это была великолепная речь, сэр!

– Они, вероятно, уже в пути, – сказала мисс Тиббс. – Быстро пойди смой с пальцев отвратительную жвачку! С минуты на минуту они будут здесь.

– Давайте сначала послушаем песенку, – предложил президент. – Няня, спой, пожалуйста, песенку… обо мне.

ПЕСНЯ НЯНИ
Теперь-то он и крут, и строг,
И всем внушает страх.
А был с полметра малышок,
Агукал на руках.
Посадишь, помню, на горшок —
Сидит как падишах.
Ему я кудри разберу
Нечастым гребешком,
И каждый пальчик перетру,
Что, как свои, знаком.
Он рос и рос, не зная драм,
Простой, как бигуди.
Коль забалует – наподдам:
Не сахарный, поди.
Но вдруг я стала замечать,
Что к двадцати годам
Не научился он считать,
Читает по складам.
«Ох, нас соседи засмеют, —
Рыдают мать с отцом. —
Его ведь даже не возьмут
Газетным продавцом!»
А я утешить их спешу,
И дернул черт сказать:
«А почему бы малышу
Политиком не стать?
Юли, пуская пузыри, —
Наука не сложна.
Потом божись по счету «три»
Достать луну со дна,
Потом с три короба наври,
И должность – вот она.
Тут главное – костюмчик чтоб
И зубьев плотный ряд,
Упругий шаг, открытый лоб, —
И будет каждый рад
Отдать и голос, и налог,
И выйти на парад».
Что я глупа – в том нет вины,
Моей вины тут нет.
А в том вина, что у страны
Дурацкий президент.

– Браво, няня! – Президент захлопал в ладоши.

– Урааа! – подхватили остальные. – Молодец, мисс вице-президент, мадам! Блестяще! Потрясающе!

– О господи! – воскликнул президент. – Эти люди с Марса будут здесь в любую минуту. А чем же мы будем их угощать? Где мой шеф-повар?

Шеф-повар был француз. А также французский шпион – и в тот момент подслушивал у замочной скважины президентского кабинета.

– Ici, Monsieur le President![6] – сказал он, врываясь в кабинет.

– Шеф, – обратился к нему президент. – Что люди с Марса едят на ланч?

– Батончики «Марс», – заявил шеф-повар.

– Печеные или вареные? – спросил президент.

– Конечно, печеные, Monsieur le President! Батончик «Марс» испортится, если вы вздумаете его варить.

Из репродуктора донесся голос астронавта Шакворта:

– Прошу разрешения произвести стыковку.

– Разрешаю, – ответил президент. – Вперед, Шакворт. Теперь все ясно… Благодаря мне.

Большая транспортная капсула, пилотируемая Шаквортом, Шенксом и Шаулером, со всеми менеджерами, помощниками менеджеров, носильщиками, шеф-кондитерами, посыльными, официантками и горничными, плавно приблизившись, состыковалась с гигантским Космическим отелем.

– Эй, на борту! У нас пропала картинка, – обратился к ним президент.

– К сожалению, камера разбилась, ударившись о стену Космического отеля, мистер президент.