Чародей

На двадцатый день Нефер, как всегда, занял место рядом с приманкой. И, как обычно, даже не глядя на Таиту, он безошибочно ощущал его присутствие. Старик закрыл глаза, и казалось, что он, подобно голубям, дремлет на солнышке. Кожу его испещряли бесчисленные морщины и старческие пятна. Она казалась такой хрупкой, будто могла порваться от малейшего усилия, как тонкий папирус. На лице у Таиты почти не росло волос: ни намека на бороду или брови, только красивые ресницы, бесцветные, как стекло, обрамляли глаза. Отец сказал однажды, что отсутствие бороды и слабо выраженные у Таиты признаки старения – результат оскопления, но Нефер подозревал, что его невосприимчивость ко времени и сохранение жизненных сил имеют более мистические причины. Зато шевелюра у евнуха была густой и крепкой, как у здоровой молодой женщины, вот только она сияла серебристой сединой. Таита очень гордился ею, тщательно мыл и заплетал в толстую косу, спадавшую на спину. Вопреки преклонному возрасту, маг был не лишен тщеславия.

Эта маленькая человеческая слабость усиливала любовь Нефера до такой степени, что в груди иногда становилось больно. Мальчик хотел найти способ выразить свою привязанность, но знал, что Таита и так это понимает, ведь Таите известно все.

Он потихоньку потянулся, чтобы коснуться руки спящего старика, но тот вдруг открыл глаза. Взгляд у него был острый и сосредоточенный. Нефер знал, что учитель и не спал вовсе, а сосредоточил все свои силы, привлекая богоптицу к приманке. Знал мальчик и то, что его разбредшиеся мысли и ненужные передвижения мешали усилиям старика, – он ощущал недовольство Таиты так же ясно, как если бы тот выразил его на словах.

Пристыженный, царевич собрался и снова подчинил себе тело и разум, как научил его Таита. Это было все равно что пройти через потаенную дверь в место силы. Время утекало стремительно, без счета и сожаления. Солнце достигло зенита и словно зависло в этой точке. Нефера охватило вдруг дивное чувство прозрения. Ему казалось, будто он тоже поднялся над миром и видит все, что происходит внизу. Он видел реку, оградившую пустыню, подобно неодолимой стене, и обозначающую границу настоящего Египта. Видел города и царства, разделенные государства двойной короны; видел войска в боевом порядке, видел козни злодеев и страдания и муки людей справедливых и добрых. В этот миг Нефер постиг свою судьбу с ясностью, ошеломившей его и почти сокрушившей его храбрость.

И понял, что богоптица прилетит именно сегодня, потому как он наконец готов встретить ее.

– Птица здесь!

Эти слова прозвучали так явственно, что на секунду Нефер подумал, будто их произнес Таита. Но потом понял, что губы у мага не шевелились – он просто вложил ему их в мозг тем странным образом, который Нефер никогда не мог постичь. Мальчик не требовал подтверждения, но оно пришло спустя мгновение: отловленные для приманки голуби бешено забили крыльями, почувствовав угрозу вверху.

Нефер ни единым движением не выдал того, что услышал и понял. Не поднял к небу головы или глаз. Он не осмеливался смотреть, боясь спугнуть птицу или навлечь на себя гнев Таиты, но весь обратился в напряженное ожидание.

Царский сокол – создание такое редкое, что мало кто наблюдал его в природе. И это неудивительно, так как тысячи лет охотники очередного фараона отправлялись ставить силки и ловушки, чтобы пополнить зверинец повелителя. Доходило до того, что забирали еще не оперившихся птенцов из гнезда. Обладание этой птицей считалось благословением, данным фараону Гором на правление Египтом.

Она была олицетворением этого бога: на статуях и рисунках Гор изображался с головой сокола. Фараон сам был богом и потому имел право ловить эту птицу, но любому другому владение ею или охота на нее запрещались под страхом смертной казни.

И вот птица здесь. Его собственная. Таита, похоже, призвал ее из самой выси небес. Тут Нефер услышал сокола. Крик его был похож на плач и доносился издалека, почти теряясь в небесах и пустыне, но до глубины души заворожил царевича, как если бы сам бог заговорил с ним. Несколько секунд спустя сокол снова подал голос, прямо над ним, и на этот раз крик был более пронзительным и свирепым.

Голуби заметались в ужасе, пытаясь оборвать ремешки; они били крыльями с такой силой, что полетели перья, а вокруг поднялось целое облачко пыли.

Сокол устремился на приманку. Нефер слышал, как ветер все звонче поет в его крыльях. Уже можно было без опаски поднять голову, так как внимание хищника целиком сосредоточилось на добыче.

Царевич поднял взгляд и увидел птицу – она падала из режущей синевы пустынного неба. Полет был божественно красив: крылья сложены за спиной, как два наполовину спрятанных в ножны клинка, голова вытянута вперед. От такой красоты и силы Нефер громко охнул. Ему доводилось видеть других соколов, взращенных в зверинце у отца, но никогда не наблюдал он такой первозданной грации и такого величия. Приближаясь, сокол словно увеличивался в размерах, а присущие ему цвета приобретали насыщенность.