Чародей

Он, похоже, оправился от большей части последствий своего испытания. Силы стремительно возвращались к нему, а в желтых глазах появился привычный хитрый блеск.

– Так ты принял поручение, возложенное на тебя великим Осирисом, маг? Отвечай честно и без утайки: мой ли ты человек отныне или не внял словам великого отца?

– Как мог я не внять всемогущему богу? – сказал Таита просто.

Старик склонился и коснулся лбом досок палубы. Взяв обеими руками необутую правую стопу Наджи, он поместил ее себе на голову.

– Я принимаю поручение, возложенное на меня богами. Я ваш человек, ваше священное величество. Сердцем, умом и душой я принадлежу вам.

– А как же прочие обязательства? Что будет с клятвой верности, данной фараону Неферу-Сети при его рождении и совсем недавно, при его коронации?

– Ваше величество, великий бог Осирис освободил меня от всех данных прежде клятв. Ни одна из них не имеет для меня значения в сравнении с той, которую я дал вам.

Наджа поднял его и посмотрел прямо в глаза, ища в них признаки предательства или обмана. Таита спокойно встретил его взгляд. Он ощущал, как сомнения, надежды и подозрения роятся в голове регента, словно крысы в корзине, предназначенные на корм царским соколам. «Желание – отец поступка, – подумал евнух. – Он поверит, ибо отчаянно хочет, чтобы это было так».

Маг видел, как сомнение исчезло из желтых глаз, и вельможа обнял его.

– Я верю тебе, – сказал Наджа. – Когда я надену двойную корону, ты получишь награду превыше той, которой мог ожидать или представить.

В последующие дни Наджа не отпускал Таиту от себя, и старик воспользовался приобретенным весом, чтобы переменить некоторые из невысказанных намерений регента. По настоянию Наджи Таита снова обратился к гаданию по животным. Он зарезал овцу и изучил ее внутренности, выпустил на волю царского сокола и проследил за направлением его полета. Сделанные им выводы гласили, что боги не благоволят бракосочетанию Наджи с царевнами по меньшей мере до следующего подъема вод в Ниле, в противном случае половодья совершенно точно не будет. А это означало настоящую катастрофу, даже Наджа не посмел идти на такой риск. Жизнь всего Египта зависела от разлива великой реки. При помощи этого пророчества маг отсрочил опасность для Нефера и избавил обеих царевен от нежеланного и опасного брака.

Вельможа возражал и сердился, но после жуткой ночи в Бусирисе не посмел пренебречь предсказаниями Таиты. Еще более послушным сделали его дурные вести о ходе войны на севере. По приказу Наджи и вопреки совету Таиты египтяне предприняли отчаянную попытку отбить Абнуб. И потерпели неудачу, потеряв в кровопролитном сражении под стенами города три сотни колесниц и почти полк пехотинцев. Теперь Апепи готовился нанести сокрушительный удар по ослабленным и павшим духом египетским войскам и взять Фивы. Час для свадьбы был не самый удачный, это признавал даже регент, и жизнь Нефера еще на какое-то время оказалась в безопасности.

Непрерывный поток беженцев уже потянулся из Фив по дороге и по реке в южном направлении. Количество прибывающих с востока торговых караванов пугающе сократилось – купцы выжидали, чем закончится неизбежное нападение гиксосов. Обнаружилась нехватка всех товаров, а цены взлетели.

– Единственный способ избежать полного поражения – это заключить с Апепи перемирие, – посоветовал Таита регенту.

И уже хотел добавить, что перемирие ни в коем случае не равно подчинению, просто египтянам необходима передышка, чтобы собраться с силами, но Наджа не дал ему продолжить.

– Я придерживаюсь такого же мнения, маг, – охотно согласился вельможа. – Я часто пытался убедить моего дорогого друга, фараона Тамоса, в разумности этого шага. Но он не желал слушать.

– Нам нужно выиграть время, – открыл было рот Таита, но Наджа сделал ему знак молчать.

– Разумеется, ты прав.

Регент обрадовался, обретя неожиданного союзника. Он безуспешно пытался убедить отдельных членов совета согласиться на мир с гиксосами, но его никто не поддержал, даже Синка. Даже преданный Асмор не побоялся вызвать гнев правителя, заявив, что скорее упадет на собственный меч, чем сдастся Апепи. Весьма неприятно было обнаружить честь, давшую ростки на столь не подходящей для нее почве, и узнать, что власть регента над советом имеет свои пределы.

Мир был краеугольным камнем политики Наджи, плодом которой должны были стать объединение двух царств во главе с одним фараоном. Лишь фараон, соединивший в себе кровь египтян и гиксосов, способен был достичь этой цели, и регент ни капли не сомневался, что именно это боги обещали ему во время странствия по лабиринтам.