Однако Мэдофф, по его собственному признанию, столкнулся с крупными и нежелательными требованиями выплат именно в тот момент, когда деньги потекли рекой. Эта временнáя привязка заставляет высказаться в пользу вывода о том, что пирамида Мэдоффа стартовала самое позднее в первые годы после краха 1987-го, чтобы деньгами новых инвесторов компенсировать изъятия старых.
Позже он настаивал, что это неправда, что эти реки новой наличности не сподвигли его на обман – по крайней мере, вначале.
6. Во что всем хотелось верить
В начале 1990-х годов Берни Мэдофф управлял вполне законной и процветающей брокерской фирмой со штатом сотрудников 120 человек и прибылями, доходящими до 100 млн долларов в год. Доля его фирмы в общем дневном объеме торгов Большого табло составляла весомые 10 %, она проводила 385 000 сделок в месяц для крупных брокерских фирм Уолл-стрит и гигантских взаимных фондов. Как бы ни злил соперников его обычай выплачивать фирмам небольшие комиссионные за присылку клиентских заказов, научно доказано, что исполнял он никак не медленнее, чем другие брокеры, и по ценам не менее, а то и более выгодным для клиентов. Качество исполнения клиентских заказов впечатляло регуляторов и укрепляло репутацию фирмы. Его сыновья разворачивали небольшое подразделение для торговли облигациями, инвестируя прибыль на счет фирмы, а системы программного обеспечения их семейной фирмы считались едва ли не лучшими на Уолл-стрит.
Но регуляторам было невдомек, что куда более масштабный бизнес по управлению финансами он вел за закрытыми дверями. Эта тайная инвестиционно-консалтинговая деятельность, судя по всему, приносила его фирме немалый доход от комиссий, а инвесторам, объем средств на счетах которых уже превышал 8 млрд долларов, стабильные прибыли. В число клиентов входили такие частные инвесторы, как Норман Леви, Джеффри Пикауэр и Карл Шапиро; фидер-фонды наподобие тех, которыми управляли Стенли Чейз и Уолтер Ноэл; вербовщики вроде Майка Энглера и брокеров из Cohmad; и, конечно, легионы мелких инвесторов, чьи деньги оседали на крупных счетах с грифом «Avellino & Bienes».
Мэдофф становился все осторожнее и все тщательнее скрывал, насколько широкой и глубокой стала денежная река, непрерывно текущая в его консалтинговый бизнес. Он связал спонсоров донорских фондов обязательством помалкивать о том, кто на самом деле управляет их средствами. Частным клиентам он настоятельно рекомендовал не распространяться о подлинном объеме сотрудничества с ним – да и о самом сотрудничестве. Такие меры предосторожности отражают тот факт, что его стратегия «конверсии с разделением страйка», как и предшествовавшие ей арбитражные стратегии, столкнулась с жесткими ограничениями на объемы. За один раз торговалось лишь столько голубых фишек, сколько должно было быть в его портфеле, отчетность о количестве торгуемых акций была ежедневной. На открытых площадках Чикаго торговалось лишь определенное число опционов, и отчетность об объемах этих торгов тоже была ежедневной.
Так что в рамках закона стратегию «конверсии с разделением страйка»
Источником его славы непревзойденного управляющего инвестициями стало умение стабильно обеспечивать доходы, на которые рассчитывали инвесторы. Он с прибылью провел их сквозь все трудные времена – обвал рынка 1962 года, депрессию 1970-х и даже крах 1987 года и последующие судороги. Никто не знал, что в ранние годы он для пополнения клиентских счетов брал взаймы у Сола Альперна, и никто не знал о дефиците наличности из-за панических изъятий конца 1980-х. Зато все его клиенты твердо знали, что даже в нестабильные времена он зарабатывает им стабильные доходы, и все они хотели инвестировать через него все больше и больше денег.
Именно в этих обстоятельствах, уверяет он, и зародилась финансовая пирамида. До тех пор, пока большинство клиентов оставляло нетронутыми остатки на клиентских счетах, реинвестируя свою (предполагаемую) прибыль и практически не изымая вложенные средства, он вполне мог делать разовые выплаты из поступающих денег новых клиентов.