Обычно SIPC не проводит «встреч кредиторов» в делах о банкротстве. Но в этом деле не было ничего обычного, а Кодекс о банкротстве позволяет проведение таких информационных встреч. Так что Ирвинг Пикард и Дэвид Шиэн решили, что проведут встречу, только не кредиторов, а клиентов-инвесторов. Собрание назначили на среду 20 февраля.
Рано утром у Старой таможни – классического здания с колоннами, где располагается манхэттенский федеральный (округа Нижний Манхэттен) суд по банкротствам, собралась очередь из инвесторов. Некоторые жертвы по-прежнему надеялись, что нашлись остатки тех 64,8 млрд долларов, которые, как считали они всего несколько месяцев назад, имелись у них.
Вскоре после десяти часов утра Пикард и Шиэн прошли на пустую сцену конференц-зала и сели за металлический складной стол вместе со старшим юристом SIPC по имени Кевин Белл, высоким, молчаливым, с характерной армейской стрижкой серо-стальных волос. На столе и по обеим сторонам зала у сцены были установлены микрофоны.
Аудитория, собравшаяся в зале, была многочисленна и разнообразна: одни в свитерах и фланелевых рубашках, другие в костюмах с дорогими галстуками. Многие рассказывали журналистам о трудностях, которые испытывают они и их семьи с момента ареста Мэдоффа, и гневались на федеральных регуляторов, которым не удалось защитить их от преступления Мэдоффа.
Открывая встречу, Пикард разъяснил, что они с Шиэном кратко проинформируют инвесторов, а затем ответят на их вопросы.
«Существуют два основных правила, – сказал Пикард. – Первое: это дело, как вы знаете, затрагивает преступление, поэтому мы действуем с места преступления».
И рассказал, что, хотя они с командой и работают вместе с федеральными прокурорами, агентами ФБР и следователями Комиссии по ценным бумагам и биржам, «существует предел того, о чем нам можно говорить». Он попросил инвесторов «проявлять уважение к правовой системе, чтобы она сделала свое дело».
Его формулировки были подробны и юридически точны, но, возможно, слишком профессиональны для не самых квалифицированных инвесторов в зале. Он объяснил, что жертвам уплатят из двух источников: из авансовых выплат SIPC и из любых активов, которые корпорация сумеет вернуть в состав имущества, что займет «определенное время. Сейчас мы не можем даже предположительно сказать, какое именно».
Он обсудил возможность продажи маркетмейкерской фирмы Мэдоффа в пользу инвесторов. Он рассказал, что нанял консультанта, чтобы воспользоваться его советами по продаже графики Роя Лихтенстайна и других предметов искусства, обнаруженных в офисных помещениях. Он нанял и других консультантов для восстановления и оцифровывания отчетов о состоянии клиентских счетов, и эту гигантскую работу следовало проделать до того, как приступить к выплатам по клиентским претензиям. Дел было еще невпроворот.
В следующие четыре месяца с фамильного письменного стола из капа в кабинете Пикарда в Рокфеллер-центре раскрутится торнадо юридических действий.
Он разошлет более 230 повесток с вызовом свидетелей, чтобы приобщить их показания к материалам дел, открытых на Багамах и Бермудах, на островах Британской Виргинии и на Кайманах, во Франции, Великобритании, Ирландии, Люксембурге, Испании и Швейцарии.
Он будет выцарапывать активы везде, где только их найдет, начиная, естественно, с тех, что лежали на поверхности. Он заключит сложную сделку продажи маркетмейкерского бизнеса Мэдоффа. Он закроет все брокерские и банковские счета фирмы, сняв с них около 37 млн долларов, и уладит все незавершенные сделки с ценными бумагами на более чем 297 млн долларов. Его команда продаст долю фирмы Мэдоффа в небольшой чартерной авиакомпании. Он продаст оставшиеся у фирмы билеты на матчи New York Knicks и New York Rangers, а билеты на игры New York Mets 2009 года продаст с аукциона.
Ни одна мелочь не будет оставлена без внимания. Пикард отменит страховые полисы, премии по которым составят около 234 тыс. долларов. Он порекомендует политикам и благотворительным учреждениям вернуть почти 145 тыс. долларов пожертвований, полученных ими от признанного ныне преступником жертвователя. Он обратит в деньги – более 200 тыс. долларов – долю фирмы в DTCC, центральной расчетно-клиринговой палате Уолл-стрит. Как только поступит разрешение от ФБР, он отменит арендные выплаты на все офисные площади, кроме семнадцатого этажа «Помады». Он аннулирует даже подписку фирмы на журналы, членства в клубах и лизинг транспортных средств, собрав в результате еще 54 тыс. долларов.
На эти планы он едва намекнул, когда говорил с жертвами Мэдоффа 20 февраля. Но на той встрече он твердо пообещал, что SIPC, финансируемая Уолл-стрит, оплатит все относящиеся к делу расходы, включая его собственные и счета его юридической фирмы. Несмотря на широко разошедшиеся сообщения об обратном, пояснил он, ни один из счетов конкурсного управляющего не будет оплачен из активов, предназначенных для жертв, как это было бы в случае «обычного» банкротства. Все счета юристов и другие затраты на данную ликвидацию оплачиваются SIPC, а жертвам не стоят ни гроша.
Месяцем позже в новостях появились неверные сообщения о том, что Пикарду как конкурсному управляющему предоставили право на 3 % активов, которые он вернет по суду. Такое правило действительно записано в федеральном Кодексе о банкротстве, но для дел SIPC оно не применялось. Мало того, Пикард и его юридическая фирма представили свои счета SIPC, которая немного поторговалась и послала их председательствующему судье для окончательного решения. Затем SIPC их оплатила из членских взносов, взимаемых с фирм Уолл-стрит. Сумма, о которой идет речь, не имеет отношения к тому, сколько Пикард вернул от тех, кого преследовал в судебном порядке.
Но отмыться до конца ему так и не удалось. Даже спустя три года некоторые из рассерженных жертв все еще будут выступать против «трехпроцентного гонорара» Пикарда и оспаривать любой выставленный им счет на том основании, что он получает деньги, которые иначе отошли бы им.
Возможно, первым сигналом грядущих недоразумений по линии общения с жертвами стало то, что о самом своем потрясающем открытии Пикард сообщил на этой встрече как бы между прочим, в ходе довольно путаных рассуждений о сроках исполнения претензий.
Некоторые юристы говорили своим клиентам, что их претензии должны быть приняты к исполнению к 4 марта, тогда как Пикард сказал, что единственно разумный крайний срок – 2 июля 2009 года, спустя шесть месяцев после того, как инвесторам было разослано официальное уведомление о банкротстве. Крайний срок 4 марта, объяснил он, приложим только к тем делам SIPC, в которых инвесторы выбирают возмещение в виде реальных акций, а не денежную стоимость ценных бумаг на их клиентском счете.
Крайний срок 4 марта не относится к жертвам Мэдоффа, разъяснил он, потому что (как подтвердит его команда, подняв документы за последние тринадцать лет) на их счета не приобреталось никаких акций. Поэтому для них уместным сроком принятия претензий к исполнению может быть только 2 июля.
Тут впору вспомнить жестокую старую шутку о том, как сержант в учебке сообщает рядовому о смерти в его семье: «У кого родители живы, шаг вперед. Не торопись, рядовой Джонс».
Все, кто считает, что на его клиентском счету осталось по крайней мере несколько голубых фишек или немного наличных, шаг вперед. Эй, вы все, не торопитесь!
«Это значит, что ради удовлетворения исков мы не будем опираться на выписки по счетам от 30 ноября, рапортующие о наличии у вас ценных бумаг, – заявил Пикард. – В нашем случае мы собираемся смотреть на движение денег на счет и со счета».
Новостные заголовки следующего дня разнесли известие, что команда Пикарда изучила все имеющиеся документы с 1995 года (и некоторые датированные 1993 годом) и не нашла доказательств, что Мэдофф вообще когда-либо покупал для клиентов ценные бумаги.
Это была финансовая пирамида в чистом виде – самая масштабная афера в финансовой истории, но тем не менее, по сути, классическая пирамида, где грабили Петра, чтобы заплатить Павлу. А когда имеешь дело с пирамидой, и Пикард прекрасно это понимал, есть четкие правила – правила, никакого отношения не имеющие к последним выпискам по счетам, которыми набиты сумки и портфели, стоящие рядом со стульями в этом враждебно настроенном зале.
Многие жертвы с этим не согласились – и не согласятся никогда.