Чародейка на всю голову

Дьяр меж тем, видимо, решил «поработать головой» и что есть силы ударил лбом в переносицу противника. Раздался характерный чавкающий звук, и в следующий миг из расквашенного носа верзилы хлынула кровь.

Маг, не медля, двумя точными ударами в челюсть и под дых добил обескураженного противника. Тот покачнулся, окинул таверну осоловелым взглядом и упал на пол. Причем грохнулся он так монументально, что даже кружки на столах подпрыгнули.

– М-да, не думал я, что кто-то завалит этого полутролля, – донеслось сварливое с того места, где стоял хозяин. И уже чуть громче, обращаясь к Дьяру, трактирщик добавил: – Тебя как звать-то?

– Яр, – выдал напарник. А я лишь подивилась, как он умудряется кроить свое имя, чтобы и на него откликаться, и не попасться. Прямо талант. А напарник меж тем кивнул в мою сторону со словами: – А это моя жена – Тиги.

– Я лишних ртов не кормлю, – уже подходя ко мне и окидывая придирчивым взглядом, отозвался трактирщик. – Хочет остаться – пусть помогает подавальщицам. Сегодня народу много будет…

Я пожала плечами. Ну подавальщица так подавальщица. Главное, платок вокруг шеи перевязать, чтоб получше отметину, что чуть ниже уха, спрятать, и все. Подумаешь, кружки носить…

Но Дьяр был иного мнения на сей счет:

– Моя жена по залу ходить не будет, – упрямо отозвался напарник. Неужели опасался, что я белоручка и не справлюсь? Так аристократкой-то была Тиг, наверняка в жизни не державшая ничего тяжелее пялец. Не я. А для меня даже грязная работа была не зазорной, если она честная.

– Южанин, что ли? – по-своему понял настрой Дьяра трактирщик, оценив смуглую кожу моего «муженька» – Токомо вы своих жен от чужих глаз норовите упрятать. Ну да ладно, пусть тогда на кухне Нулке помогает кашеварить…

По лицу напарничка было видно, что и этот вариант его не устраивает, но я, переложив «дитя» на одну руку, второй тихонько обняла кисть Дьяра со ссаженными костяшками. Без слов, одним лишь жестом говоря: не надо.

И напарник смолчал. Хмуро так, буравя взглядом трактирщика, но смолчал.

Нам дали каморку, больше похожую на чулан, с одним топчаном в углу и столом. Для «дитя» одна из подавальщиц принесла корыто. Старое, но добела скобленное. Видимо, оно должно было заменить люльку.

Цверг, выбравшийся из пеленочного плена, с наслаждением потянулся и тут же примерил его, выдав:

– Узковато. Прям как в домовине, – выдал он и с оптимизмом добавил: – Ну зато я хотя бы в этом гробу высплюсь.

– Главное, когда воскреснешь, тьфу, в смысле, проснешься – не выходи никуда, – напомнила я.

– Слушаюсь, мамочка, – пробасил цверг и, повернувшись к нам спиной, наглым образом задрых.

Я же отправилась на кухню – помогать готовить. Ну это я так думала. А по факту – драить чугунки и миски. И чем темнее становилось за окном, тем все выше росла гора грязных плошек у моей лохани.

Трактирщик, говоривший, что сегодня в его заведении будет уйма народу, как в воду глядел. Когда я высунула нос из-за приоткрытой кухонной двери, то в зале оказалось и правда яблоку негде упасть. Причем несколько столов занимали те самые погонщики драконов. Их от остальных посетителей отличали не только черные с серебром мундиры, но и одинаковая спесь на лицах.

Видимо, высокомерие у этих боевых магов выдавалось вместе с униформой. И носить их нужно было исключительно вместе.

Вечер набирал обороты, на небольшой кухне работа кипела вовсю, и тут послышался звон. Дородная кухарка тут же выглянула в приоткрытую дверь и выругалась:

– Вот ведь Отка – девка косорукая! Столько посуды попортила!

Как выяснилось, попортила Отка еще и себя, знатно порезав запястье. Пришлось даже шину накладывать, чтобы кровь остановить. Перевязала рану дурище: подавальщица решила повертеть юбкой перед одним из погонщиков, да так увлеклась, что не заметила, куда идет, запнулась, упала, разбила кружки и сама умудрилась рассечь руку об один из осколков. Я уже было хотела вернуться к лохани с грязной посудой, как в кухню вошел хозяин.

– Отдай ей передник, – гаркнул трактирщик на подавальщицу, размазывавшую по пухлым румяным щекам слезы. Девка испугалась, как она сама выразилась, «вся на кровь изойти» – уж больно ее впечатлило то, как та пульсирующим потоком льется из рассечённой вены, – ревмя ревела все то время, пока я возилась с ее раной.

– А можно не отдавать? – вытирая сопли пыльной стороной здоровой руки, прогнусавила она.

– С чего это? – аж опешил хозяин. Даже руки в стороны развел в непонимающем жесте.

– Я сама работать буду-у-у, – ревя белугой, отозвалась эта дурында и нараспев затянула: – Там пого-о-онщики сидят. Щедрые, красивые. Мне один улыбался весь вечер и даже присесть рядом с собой пригласил. Сказал, что его Йором кличут. И я ему приглянулась… А если я щас не выйду, его Ивика обслуживать будет. А у нее-то стыда нет. Уведет моего милка ненаглядного… Суженого моего. – Она так шумно и горестно вздохнула, что ее бюст, который был немалых размеров, едва не вывалился из широкого выреза платья.