Чаролом

– Чего-чего? – рассеянно переспросил Рори.

– Я сказал, что магистра, похоже, может бегать вокруг тебя кругами.

– Она могла бы бегать кругами вокруг всех нас.

Дория удовлетворённо хмыкнула. Какое-то время все молчали.

– Сэр Клод, – спросил, наконец, Никодимус, – вы, часом, не заболели?

– Да нет, милорд. С чего вы взяли?

– Просто вы не воспользовались шансом куснуть Рори. Вот я и подумал, что либо на вас напал нетипичный приступ милосердия, либо нам надо разворачиваться и топать в лазарет.

– Видимо, всё-таки милосердие, милорд. Я слышал, оно заразно.

Рори, кажется, несколько расслабился. Никодимус усмехнулся.

– А ты что скажешь, друид? Поддался сэр Клод милосердию или нет?

– Наверное.

– Ну, надо же. Сегодня все для разнообразия пытаются быть доброжелательными друг к другу.

– Зато милорд хранитель как-то необычно болтлив, – заметила Дория.

– Просто стараюсь поддерживать ваш боевой дух.

– Или отвлечься от мыслей о жене и дочери.

– Неужели это так заметно?

Все промолчали.

– Да ладно вам, не преувеличивайте.

Сэр Клод многозначительно кашлянул.

– Итак, – сказала Дория, – что нам следует делать, если твои жена и дочь попытаются друг друга убить?

– Остановить их.

– Смешно. До сих пор ты не призывал нас совершить коллективное самоубийство.

– Хорошо, – вздохнул Никодимус, – тогда просто уйдите с их пути. И проследите, чтобы они ещё кого ненароком не зашибли. Я ведь могу и вернуть вам ваш вопрос: если они сцепятся, что делать мне?

– Ты единственный, кто способен их унять, – пожала плечами Дория.

– Хотя мне будет совестно наблюдать за вашей гибелью, милорд, – ввернул рыцарь.

– Напомните мне, за каким я выбрал вас своими советниками?

– Ввиду нашей неземной красоты, – ответила Дория.

– И величайшей мудрости, – добавил сэр Клод.

– А также – храбрости в бою, – присовокупил Рори.

– Но прежде всего из-за неземной красоты, конечно, – настаивала Дория. – Особенно моей.

Посмеялись и какое-то время шли молча. Их дыхание становилось всё тяжелее, ноги начали уставать.

В сердце у Никодимуса опять жарко разгорался страх. Он не мог выбросить из головы мысли о надвигающихся на город имперцах и заговоре неодемонов против Леандры. Не мог избавиться от образа дочери и жены, в упор глядящих друг на друга. Привычный уклад жизни его семьи летел прямиком в пылающую преисподнюю. И, похоже, не только его.

В конце туннеля показался свет, вырвав Никодимуса из раздумий. Гидромантские причётники дотронулись до фиалов, голубое сияние потухло.

Они вышли на Жерловину – широкую каменную площадь, вырезанную во внутреннем склоне вулкана. Над ними высился монастырь Тримурил, где жили около двухсот священников и причётников.

От монастыря каменные ступени серпантином уходили вверх, к самой кромке кратера. Кратер так был глубок, что его склоны затмевали полнеба. Над ним висело одинокое облачко. Оно меняло форму так быстро и текуче, что казалось сном.

Перед вошедшими лежала зелёная чаша кратера. Широкая каменная лестница спускалась к сизому озеру. По тёмной воде сновало множество плотиков, каноэ, каяков, лодочек и всего прочего, что могло держаться на плаву.

Между берегами тянулись понтонные мосты, по которым расхаживали разодетые священники и гидроманты в синих робах, спеша по своим делам. Раздавалось эхо разноголосицы с лодчонок и плотиков: звонкое пение, монотонный бубнёж…

На каждом судёнышке находился хотя бы один каменный ковчег. Чтобы войти в иксонский пантеон, божеству необходимо было совершить по крайней мере одно паломничество в Плавучий Город и привязать большую часть своей текстуальной души к одному из ковчегов: она оставалась на озере в качестве своего рода заложницы. Если божество предавало Иксос, священники затапливали ковчег отступника, а гидроманты накладывали могущественные заклинания, попросту растворявшее и ковчег, и заключённую в нём душу.

Никодимус припомнил, как впервые привёл Леандру в Плавучий Город. Дочери тогда было лет шесть. Новый миропорядок только начал формироваться.

В Драле главенствовали кланово-племенная структура и закон джунглей: сильный пожирал слабого, и новый бог мог быть наречён неодемоном только потому, что вызвал неудовольствие более могущественного собрата. Таким образом было уничтожено феноменальное количество божественного текста.

В Лорне также пропало втуне немало богов. Поклонение кому-либо, кроме Сребра, металлической Предвечной Душе этого королевства, было там запрещено: всем новичкам приходилось вливаться в божественную совокупность Сребра. Боги, чьи ипостаси выходили за пределы консервативной лорнской морали, безжалостно истреблялись. Ещё сильнее на их выживаемости сказался закон Сребра, предотвращавший малейшие покушения на его абсолютную власть. Любой, кто начинал завоёвывать себе паству, объявлялся неодемоном.

Иксонские законы и обычаи, напротив, были более терпимы, хотя и здесь авторитет плутовки-Тримурил являлся непререкаемым. Создав Плавучий Город, иксонцы позволили сосуществовать, аккумулируя свои силы, множеству богов. В результате один этот архипелаг мог взывать к божественной мощи, равной совокупной силе двух других королевств.