Чаролом

– Наверное, один из священников, которому заплатила моя паства, чтобы высматривал моих возможных детей, – проворчал Холокаи. – Похоже, он не рассчитывал, что события будут развиваться с подобной скоростью. Однако ему придётся держать передо мной ответ за то, что не поторопился отправить мне сообщение.

– Ты делал это и с другими женщинами?

Бог-акула перевёл взгляд на Лоло и промолчал.

– Омерзительно, – прошипела Франческа. – Ты собирался сотворить подобное и с моей дочерью.

Холокаи помотал головой.

– Она сказала, что ей не грозит стать матерью.

– Но ты же знал, что другим-то грозит?

– Прежде такого не случалось, – он раздул ноздри. – Либо не происходило зачатия, либо беременность замирала сама по себе.

– И ты скрывал от Леа женщин, чьи тела оказывались нашпигованы акульими зубами?

– Таковы уж мои атрибуты. Ничем не могу помочь.

– Да, с этим не поспоришь. Но почему Тримурил не остановила твоих верующих, молящихся о столь отвратительных вещах?

Он промолчал.

– То есть, судя по твоему описанию, твоя паства молилась о сыне-полубоге больше, чем о чём-либо ещё?

Холокаи вновь только зыркнул на неё.

– Нет, на сей раз молчанкой не отделаешься. Прежде чем мы продолжим беседу о будущем Лоло, ответь, он для тебя важнее Леандры?

– Она знает, что у меня нет выбора.

– Но она ещё не знает, что у тебя есть сын. И мы будем держать её в неведении до тех пор, пока я не буду полностью убеждена, что тебе действительно можно доверить Лоло.

– У тебя нет на него прав.

– Этот ребёнок знает меня целый год своей жизни. Мы с моими товарищами стали ему семьёй в большей степени, чем кто бы то ни было. Всевышний Создатель, через пять дней он станет молодым богом-акулой. У тебя есть хоть малейшее понятие о том, сколько у него возникнет проблем?

– Всё равно у тебя нет никаких прав!

– У меня есть право защищать свою дочь.

– Она и сама с успехом может себя защитить, – Холокаи прищурился.

– В таком случае, ты отправишь сына на свой остров как можно скорее.

Бог-акула передёрнул плечами и засопел, словно обдумывая что-то.

– Будет проще для всех, включая тебя и твоего сына, если ты осознаешь, что уже в моей власти. Ты – бог-воин и знаешь, когда битва проиграна. Ты у меня в руках.

Молчание.

– Соглашайся, или я отошлю тебя к дочери, а Лоло заберу себе.

– Да, я у тебя в руках.

– Прекрасно. Ещё мне надо знать, что Леандра скрывала сегодня в тронном зале.

– А что она скрывала?

– Не старайся казаться тупее, чем есть, так как я уже считаю, что захоти ты пускать слюни, тебе потребуются инструкции. Леа должна сегодня вернуться в город. Она спровоцировала приступ болезни, лишь бы Тримурил не узнала её тайну. И вряд ли это из-за нападений на мелких богов.

– Нет, не из-за них.

– Тогда в чём дело?

– Прежде чем я скажу, мне необходимо понять, во что я ввязываюсь. Необходима информация.

– Какая?

– Что случилось четырнадцать лет назад в Порте Милосердия? Почему Леа так тебя ненавидит?

– Справедливо. Ты должен знать, чтобы ненароком не ухудшить наши с Леа отношения. Но сначала ответь, почему ей нужно вернуться в Шандралу именно сегодня? Она знает, кто стоит за нападениями на мелких богов? Империя? Культ Неразделённой Общины? Какая-то банда преступников?

Холокаи помолчал, потом оглянулся на Лоло. Маленький полубог стоял на плотике, отбиваясь от Тэма, который пытался его пощекотать. Наконец, бог-акула произнёс:

– Она знает, что это не секта Неразделённой Общины.

– Откуда?

– Оттуда, что культ Неразделённой Общины, – со вздохом ответил Холокаи, – поклоняется самой Леандре.

Глава 26

Леандра с тревогой заглянула в ночной горшок. Желудок свело: моча была тёмной, пенистой. Значит, приступ будет нешуточным.

Суставы болели, на щеках горела сыпь, усталость навалилась влажным одеялом, а от каждого глубокого вздоха грудь резала боль. Последний симптом пугал больше всего. Она пережила подобное, когда ей было одиннадцать. Мать несколько часов прослушивала её грудь и простукивала спину, пока не решила, что вокруг сердца скопилось опасное количество жидкости. Тогда Франческа написала шестидюймовое заклинание-иглу, вонзила его пониже грудины и подтолкнула к сердцу. После того как мать откачала жидкость, с груди Леандры будто сняли тяжёлый камень, и она смогла глубоко, с жадностью вдохнуть.

Леандра до сих пор помнила напряжённое лицо матери, втыкающей иглу ей в грудь. Это холодно-сосредоточенное лицо ассоциировалось у неё с детским чувством несправедливости: почему болезнь поразила именно её? Теперь же она задалась другим вопросом: а каково пришлось матери? Насколько страшно Франческе было, наверное, втыкать ту иглу.

И всё-таки… в материнской любви всегда было что-то неумолимое. Четырнадцать лет назад, в Порте Милосердия…

Леандра постаралась выбросить эти мысли из головы. Умывшись, вернулась обратно в гостиную своих покоев. Снаружи виден был Плавучий Город, освещённый предвечерним солнцем.

У окна, спиной к Леа, стояла Дрюн. Верхние руки богини рассеянно поправляли короткие чёрные волосы, а нижние опирались о подоконник.

– Ты в порядке? – спросила она, оборачиваясь.