— У них свои задачи, а у меня своя. Моя задача заключается в том, чтобы оставаться в Св. Софии и не мешать им. Их задачи — это тратить свои деньги, путешествовать, быть «Монтгомери-Грин».
— Это твой отец?
Она кивнула.
— Моя мать даже больше не использует свое имя. Она просто «миссис Монтгомери Грин». — Она пожала плечами. — Я бы так не смогла. Я бы не хотела завести ребенка, а потом засунуть ее в частную школу, где я бы не могла за ней наблюдать или знать, какая она. Но они из богатых семей, и оба ходили в школу-интернат. Так их воспитали. Для них это нормально.
Ясно, что она нуждается в б
Мои родители хотят принимать участие в моей жизни, но по какой-то загадочной причине не могут. Ее родители могут принимать участие в ее жизни, но по какой-то загадочной причине этого не хотят.
Иногда люди просто неразумны.
— Я вот думаю, стоит ли говорить им о родительском вечере, — наконец сказала я, взглянув на нее. — Станет ли мне лучше или хуже, когда они скажут, что хотели бы приехать, но не могут?
— Это вопрос на все времена, Паркер.
Я быстро приняла решение, остановилась посреди тоннеля и потратила секунду, чтобы отправить своим родителям сообщение. По крайней мере, я знаю, что они были бы здесь, если бы могли.
Погрузившись в свои мысли, мы молча шли обратно к Св. Софии, а потом замерли.
Подвал огражден от тоннелей старинной, тяжелой металлической дверью. На ней есть гигантский маховик, который запирает ее, и металлический засов, который добавляет немного дополнительной защиты. Это не особо помогает держать подальше Жнецов с магией, но не позволяет проникнуть отвратительным ползучим тварям, которые иногда ошиваются в тоннелях.
Но сегодня дверь приоткрыта, сквозь нее просачивается свет из подвала. Теперь нет вообще никакого магического барьера ни от кого — или ни от чего — кто пытался проникнуть в школу.
Мое сердце начало колотиться.
— Кто? — был единственный вопрос, который я смогла выдавить.
— Я не знаю. — Она расправила свою сумку-почтальонку. — Но нам лучше пойти посмотреть.
Я кивнула, и мы подкрались к полоске света у двери и заглянули в коридор. Там никого не было. Кто бы ни открыл эту дверь — или ни прошел через нее — уже ушел.
Мы вошли внутрь и закрыли за собой дверь, но не до конца.
— Наверное, нам не стоит запирать ее на случай, если нам придется гоняться за тем, кто вошел, — тихо сказала я. Она кивнула. Мы прокрались по коридору, который был довольно коротким, а затем завернули за угол. В этом коридоре тоже никого не было, но была открыта другая дверь. На ней было написано: «КАБИНЕТ СМОТРИТЕЛЯ», но на самом деле это Комната с Городом. Там на полу разложен небольшой макет города Чикаго, наподобие небольшой, трехмерной карты, сделанный из серого картона.
Однажды вечером звездная компашка заперла меня в Комнате с Городом, и это фактически привело меня к тому, что я получила магию огня. Так что за это мне стоит благодарить Веронику. Не то, чтобы я подарила ей открытку или еще что-нибудь… Для прокравшегося это странный выбор места; не в таком месте можно ожидать притаившегося монстра.
Скаут указала на дверь, и я кивнула. Мы беззвучно пробрались вдоль стены Комнаты с Городом и заглянули внутрь.
— Святые угодники, — проговорила Скаут.
Там, в центре Комнаты с Городом, расставив ноги над макетом Чикаго, стоял Нику, глава нового клана чикагских вампиров.
Он повернулся, чтобы посмотреть на нас, его черное пальто армейского образца всколыхнулось вокруг коленей от этого движения. Он выглядит молодо, но красив не по нашему времени. Бледная кожа, волнистые темные волосы, голубые глаза. А когда он показывает своего вампира, у него появляются длинные клыки. Сегодня он надел сапоги до колена, облегающие штаны и пышную белую рубашку.
Никто по чистой случайности не выглядит так хорошо. Он выглядел хорошо на манер вечера-свидания, и это заставило меня занервничать. Очень занервничать.
И это уже другая причина, почему я нервничала. Он
— Что ты здесь делаешь? — спросила Скаут.
Глаза Нику угрожающе сузились, и он сверкнул клыками, как бы напоминая нам, что он не ребенок, которому мы можем отдавать распоряжения.
— Я не стану вам отвечать. — В его голосе был глубокий акцент, и он сердито посмотрел на нас — и это единственное словосочетание, которым я могла это описать.