Чарованная щепка

Поднимая мучительную тему, вязунья сама еще не верила, что решится завершить ее мольбою, но миг показался вдруг благоприятным.

– Лея Сальвадоровна, я знаю, чаяния мало… – прибавила она торопливо. – Может быть, вы попробуете взглянуть? Матушка не изъявит восторга, но я страшусь упустить и малейший случай.

Девица умолкла с бьющимся сердцем (ей тут же пришлось снова согнать комара, также свой случай упускать не желавшего).

Лея редко отказывала горожанам. Может быть, это было недальновидно с ее стороны, но невеликая по мерке магов ее сила нередко здесь переворачивала судьбы. Зная это, произносить “нет” она почти совсем разучилась.

– Конечно, Арис, – мягко обещала магичка. – Ведите прямо сейчас, если желаете.

– Благодарю вас! – шепотом воскликнула вязунья. – Я смогу оплатить, даже если из моей иллюзии не выйдет толка.

– Не нужно, – Лея вдохнула и вдруг ощутила потребность уравновесить откровения. – Я плохо помню свою мать. Это неправильно, когда они уходят слишком рано.

– А я не знаю своего отца, – излила вдруг душу Арис, словно подхваченная волной.

Лея чуть сжала руку Арис, не сбавляя шаг. Даже в перчатке она сумела передать свое участие.

Завтра обе девицы распекут себя за говорливость, но сегодня их прямодушие мнилось чем-то правильным. Определенно, хмель виолиного “салона” еще воздействовал на них обеих – распорядительница могла показаться неумелой, но не напрасно (и отнюдь не случайно) она вовлекла всех гостей в скоро сблизившую их деятельность.

– Мой отец очень заботливый, – сказала магичка невпопад и дополнила про себя с горечью:

“По этой причине я здесь"

"Или по причине своей недалекости." – тут же вставила внутренняя Лея. Эта невидимая девица становилась день ото дня сварливее, должно быть, от горя и бедствий, постигших ее.

За мостом на левый берег Итирсы шум города заметно стих – здесь жители имели обыкновение беречь ламповое масло и лучины. Подниматься с зарей они почитали куда более выгодным. Минуя жилище Леи, девицы продолжили путь к Зеленой улице. Ранний апрельский комар уныло отстал – вероятно, утерял интерес к их минорному разговору.

Когда они достигли дома Арис, сумерки стали гуще, но Селену вязунья заметила издали. Подруга ждала их у кособокого плетня и пребывала в таком волнении, что Арис бросило в холод.

– Как матушка? – первой спросила она, подлетев и мешая подруге начать ходить кругами.

– Уже спит, – вопреки надуманной трагедии ответила соседка.

Арис глубоко вздохнула, прогоняя мнительность. Она с радостью нашла бы теперь опору в оградке, но та и без нее готова была повалиться наземь.

– Лея Сальвадоровна согласилась помочь нам и рассмотреть дурные чары, – поделилась вязунья своим упованием.

Она ждала, что Селена, по обычаю, примет ее радость как свою, однако та заявила внезапный протест:

– Не стоит тревожить Леонору Эмильевну.

– Едва ли мы дождемся иного удачного шанса, – возразила Арис, удивленная позицией подруги. – Ее теперь утомляет даже дыхание.

– Не в этот раз! – Селена нетерпеливо схватила вязунью за руки и выложила, наконец, свою жгучую весть. – Ты не поверишь, Арис: она сегодня ходила гулять!

Арис действительно не поверила.

– Покинула дом? Сама?

– Не просто покинула – час или больше она провела на улице, – Селену почему-то очевидное помрачение матушки приводило в восторг.

– Бредила?

– Нет же, моя дорогая! – Горячо возразила девица. – Она вела себя как ни в чем не бывало: ходила мимо дворов, ласково здоровалась, спрашивала о новостях. Я вернулась позже вместе с ней, помогла поесть и мы еще немало говорили! Лишь после этого, уже по-настоящему уставшая, она легла.

Потрясенная Арис оглянулась на Лею, и та улыбнулась понимающе.

– Полагаю, сегодня мне лучше вас оставить. Не стесняйтесь послать за мной в любое время, если сочтете нужным, – кивнув легко, она уплыла обратно в направлении Кленовой улицы.

Лея не могла не отметить, что день закончился приятно. Бесплодные попытки поставить магический диагноз под страдающим взором вязуньи надолго выбил бы из колеи обеих.

Арис же просто не могла поверить в такой поворот. Она вбежала в дом, добралась до старой занавески и, замерев, очень тихо отвела ее в сторонку.

Матушка спала, но лицо уже несло печать перемены. Приглядевшись, в полутьме лучины вязунья разобрала на ее щеках румянец человека, проведшего день на свежем воздухе после долгого затвора.

Потрясенная, Арис обернулась на стол.

– Это все цветок, – сказала она вошедшей следом Селене, – это мог быть только он.

Некоторые учатся говорить

В Итирсисе: 1 мая, понедельник

Стряхнуть воскресную праздность в понедельник утром Государственный Совет помогал куда лучше заморского кофе. Начинать седмицу с инъекции подобных забот было решением сколь разумным, столь и жестоким. Впрочем, тонкие натуры в созыв Совета не попадали.