– Позволь мне одну малость, – добавил он, – оплачивать пока за тебя гильдейские взносы, чтобы избавить от призрака нищеты. В остальном поступай как знаешь, можешь даже присмотреть приличный дом в своей новой округе, я выделю средства. Нужно тебе пока возиться с этими людьми – изволь.
Лея не спешила ликовать. Примирение еще не означало, что отец готов отступиться от всего, что распланировал на ближайшие десять лет их жизни.
– Будут и условия, не так ли? – Угадала она.
– Только одно, – вздохнул магистр, – дай Алессану шанс. После твоего побега он проявил свои лучшие качества.
– О, значит, я бежала не напрасно, – улыбнулась Лея, отправляя, наконец, в рот ложечку мороженого.
Сальвадор посмотрел на нее неожиданно печально:
– Алессан в самом деле стал мне как сын, при том чуткий и мудрый. Не раз и не два он останавливал меня, когда я рвался вернуть свою малышку силой. Ты ему не безразлична. Я не требую клятвы, просто присмотрись к нему… пожалуйста.
Смакуя лакомство на языке, Лея тихо беззаботно рассмеялась:
– Вы не о том волнуетесь, отец. Ваш протеже вполне самостоятельно обеспечил себя возможностью дважды в седмицу демонстрировать мне свои выгоднейшие ракурсы.
Резчик
В Итирсисе: 1 мая, понедельник
В щербатую входную дверь Виола постучала столь решительно, что с карниза на нее посыпались труха и муравьи. Спешно отряхиваясь, она отступила к самому краю крыльца, покуда и сам прелый карниз не сверзился ей на голову.
Дряхлость избы казалась тем диковиннее, что хозяйствовал в доме лучший краснодеревщик столицы, если только громкое звание сие не обветшало вместе с жилищем.
Виола подозревала, что хозяйствовал Леон так же, как и работал – все больше боком на полатях.
За дверью угадалось какое-то движение, детский глаз прильнул к щели.
– Тетя Виола Базилевна? – уточнил босоногий наследник резчика и отворил, не дожидаясь ответа. Процесс был исключительно церемониальным, ибо подозрительно запираться от соседей в светлое время суток на Зеленой улице привычки не имели.
Титулованная “тетей” девица аккуратно переступила подгнивший порог и миновала сени.
Утварь в знакомой горнице была менее уставшей от жизни. На свежем настиле утвердились крепкий стол и лавки, под окном в утреннем солнышке сияла прялка нового теса. Золотые руки хозяина не добрались до сруба, но в недрах дома, как известно, "мужик сказал", женщина напомнила нужное число раз – и мебель вся была исправлена, а затем обильно декорирована салфетками. Лошадки простым крестом на покровах сундуков и занавесках искусно отвлекали внимание от густой черноты балок на стыке со стенами. Наперекор им пахло жизнью, ржаным хлебом и липовой щепой из самовара. Дополняя идиллическую картину, посреди комнаты торчали трое детей, отвлеченных от игры с чурочками на заднем дворе.
Виоле не долго пришлось искать глазами хозяина.
– Доброго дня, Леон Ардович, – строго обратилась она к спине на высокой печи, уже холодной по случаю начала мая.
Синее сукно рубахи нехотя зашевелилось, и к девице обернулось заросшее лицо мужчины средних годов. Глаза на нем отнюдь не были заспанными, но вмещали изрядную долю мировой тоски.
– Здорова ли ваша супруга? – Осведомилась Виола.
Резчик сел. Он не был уверен в благополучии супруги, на которую почти не подымал очей последнюю седмицу. Щи становились все водянистее, но на столе возникали вовремя – должно быть, все шло своим порядком.
– Детки ваши, пострелята, растут-радуют? – продолжила издалека Виола.
Хозяин украдкой пересчитал детей… Два, три – как будто все на месте. Кивнул хмуро.
– Стало быть, настигло вас оскудение музы?
Леон махнул рукой, на которой в творческом стазисе стали даже подживать извечные ссадины, показатели деятельного труда.
– Потешаетесь надо мной, Виола Базилевна, – посовестил он вяло.
Виола не обладала легкостью характера в той степени, чтобы срыв сроков солидного заказа показался ей потешным.
– Пиалы с птицами готовы? – спросила она. Еще теплилось мечта, что их осталось только пропитать льняным маслом.
Вздох Леона разбил ее надежды начисто.
Меж тем урочный срок истекал через две седмицы, а Себастьян еще должен зачаровать пиалы на подогрев и охлаждение блюда.
– Покажите, – попросила Виола, расставаясь с иллюзиями.
Резчик определенно предпочел бы остаться в границах безопасного домена на печи, но все-таки тяжко слез и побрел к противоположной двери, еще более кособокой, чем ее “парадная” сестра. Любезно распахнув скрипучее недоразумение, он пропустил Виолу на двор позади избы.
Здесь под легким навесом господствовал кормилец – верстовой стол хозяина. Сочиненный сложно, он был полон выдвижных полочек и ящичков всякого размера. Увидав такой на торгу, рукодельницы всех времен теряют сон и мысленно раскладывают по его закоулкам клубочки и пуговицы.