Чарованная щепка

– Спасибо, – сказала Лея. Девушка оглянулась в изумлении, чуть присела и ускорила движение, неся в людскую весть: молодая хозяйка не только объявилась, но и впервые на ее памяти изволила благодарить.

Сальвадор взял расписной фарфор в ладонь, правую руку занес над ним: под действием его силы сливки мгновенно загустели, вытянулись витой башенкой и застыли с корочкой инея.

Лея почти зажмурилась от удовольствия, принимая ледяную пиалу из его всегда горячих пальцев. Ей так не хватало права сбросить надобность хранить себя не просто в рамках приличия, но на самой высокой грани достоинства, чтобы только не показаться забывшей свое звание. Поэтому сидеть здесь без обуви и позволить лицу отображать хотя бы часть ее эмоций стало теплым домашним праздником. Она с детства любила такой десерт именно в исполнении отца и теперь с удовольствием поскребла серебряной ложечкой край сладкой башни. Ноги, впрочем, пришлось для удобства спустить на восточный ковер.

– Вы еще очень гневаетесь, отец? – спросила она. Оба не знали, как начать говорить о серьезном.

Сальвадор свел брови в задумчивости. Гневался, да. Бушевал даже, особенно поначалу, и все равно где-то в глубине таилась гордость: "Упрямая девчонка… настоящая леди Астер!"

– Я боялся, что ты сольешься с ними, – начал он, пытаясь снова разложить на нити свои чувства. – Может быть и того, что останусь тогда один. Конечно, приглядывал за тобой, в том числе потому, что после моего посещения ты едва ли пришла бы ко мне даже в настоящей опасности.

Лея хотела что-то ответить, но он удержал ее еще на миг:

– Мне теперь известно, что Лея Астер, как видно, скорее сама образует из соседок леди, чем уронит себя даже взглядом.

Магичка кивнула задумчиво.

– Я смотрюсь там белой вороной, – подтвердила она, – хотя меня как будто любят.

Сальвадор отметил леину непривычную скромность – а ведь, по слухам, на нее мало что не молились.

– Они тебе ближе? – Задавая вопрос, он лелял надежду, что дочь не запнется с ответом.

Однако Лея несколько секунд уделяла десерту чуть больше внимания, чем требовалось для наполнения ложечки.

– Они другие, – в конце концов изрекла она. – Открыто радуются, горюют в голос. В этом есть что-то честное, хотя едва ли разумно под предлогом искренности говорить ближним все, что вздумается. Эти люди по-своему упрямы, но и очень ведомы, что несколько меня пугает.

– Словом, ты находишь их более живыми, – предположил отец.

Лея пожала плечиком.

– Возможно. Она забавно веселятся и пляшут на праздниках, но я сварила уже достаточно “отрезвений”, чтобы перестать романтизировать их досуг.

Сальвадор не сводил с дочери проницательного взора.

– Почему ты до сих пор там? – спросил он вдруг болезненно и резко. – Моя настойчивость так превосходит их недостатки, что ты терпишь и окружение, и бытовое неустройство своего обиталища?

Юная магичка покусала губу, еще раз обдумывая верность объяснения, которое вывела для себя иными бессонными ночами.

– Я нужна им, и сейчас это помогает мне взрослеть, – произнесла она. – Ты дал мне столько умений, но даже одаренные жены едва ли имеют возможность служить империи. Отведенная им благотворительность мало доходит до адресатов. Только там я верю, что ты учил меня не впустую.

"Наиграешься, как в куклы", – подумал Сальвадор. Услышь его дочь, не осмелилась бы возразить – эта мысль забредала подчас и в ее упрямую голову.

Однако, словно понимая все и так, оба оставили аргумент невысказанным.

– Жить при этом ты можешь дома, – широкая ладонь отца обвела все заманчивые преимущества леиной огромной комнаты перед нынешней душной ее каморкой.

– Они никогда не осмелятся позвать меня отсюда, – покачала она головой, стараясь не смотреть на очевидное.

– Для новой порции “отрезвенья”? – С обескураживающей проницательностью уточнил отец.

Лея ответила согласной усмешкой, но говорить продолжила твердо:

– Нередко так, но и оно спасает семьи. То, что мнится нам обыденным, там звенит как чудо. Зимой, благодаря секундному заклинанию очищения, я уберегла вдову с дочерью от потери крыши над головой, – Лея помолчала. – Может быть, мне самой требуется некоторое отрезвение после стольких лет на полном довольстве.

Магистр тоже не спешил с ответом, изучая дочь с каким-то новым интересом.

– Без этих лет на довольстве ты ничем бы не смогла им помочь, твои умения свелись бы навыкам выживания, – наконец, возразил он почти мягко. – Я столь многое еще тебе не передал.

Приходя к ней в январе, он уже заявлял нечто сходное. Тогда Лея отвечала остро и холодно. Теперь она устремила на него взгляд почти просящий.

– Я благодарна вам, отец, хотя и не сразу поняла это, – огорошила она его. – Прошу у вас прощения за свой побег и мечтаю продолжать учиться, если вы позволите приходить иногда для уроков.

Сальвадор поджал губы, чтобы затаить, как подпрыгнуло его сердце. Он еще отец! Еще наставник! Еще нужен своей маленькой Лее.

– Прости за то, что был жесток, – язык его не повернулся озвучить слово “хвост” в нынешней доверительной обстановке. – Твой дом всегда открыт и занятия мы можем продолжить.

Сальвадор размышлял еще мгновение.