Чарованная щепка

В щербатую входную дверь Виола постучала столь решительно, что с карниза на нее посыпались труха и муравьи. Спешно отряхиваясь, она отступила к самому краю крыльца, покуда и сам прелый карниз не сверзился ей на голову.

Дряхлость избы казалась тем диковиннее, что хозяйствовал в доме лучший краснодеревщик столицы, если только громкое звание сие не обветшало вместе с жилищем.

Виола подозревала, что хозяйствовал Леон так же, как и работал – все больше боком на полатях.

За дверью угадалось какое-то движение, детский глаз прильнул к щели.

– Тетя Виола Базилевна? – уточнил босоногий наследник резчика и отворил, не дожидаясь ответа. Процесс был исключительно церемониальным, ибо подозрительно запираться от соседей в светлое время суток на Зеленой улице привычки не имели.

Титулованная “тетей” девица аккуратно переступила подгнивший порог и миновала сени.

Утварь в знакомой горнице была менее уставшей от жизни. На свежем настиле утвердились крепкий стол и лавки, под окном в утреннем солнышке сияла прялка нового теса. Золотые руки хозяина не добрались до сруба, но в недрах дома, как известно, "мужик сказал", женщина напомнила нужное число раз – и мебель вся была исправлена, а затем обильно декорирована салфетками. Лошадки простым крестом на покровах сундуков и занавесках искусно отвлекали внимание от густой черноты балок на стыке со стенами. Наперекор им пахло жизнью, ржаным хлебом и липовой щепой из самовара. Дополняя идиллическую картину, посреди комнаты торчали трое детей, отвлеченных от игры с чурочками на заднем дворе.

Виоле не долго пришлось искать глазами хозяина.

– Доброго дня, Леон Ардович, – строго обратилась она к спине на высокой печи, уже холодной по случаю начала мая.

Синее сукно рубахи нехотя зашевелилось, и к девице обернулось заросшее лицо мужчины средних годов. Глаза на нем отнюдь не были заспанными, но вмещали изрядную долю мировой тоски.

– Здорова ли ваша супруга? – Осведомилась Виола.

Резчик сел. Он не был уверен в благополучии супруги, на которую почти не подымал очей последнюю седмицу. Щи становились все водянистее, но на столе возникали вовремя – должно быть, все шло своим порядком.

– Детки ваши, пострелята, растут-радуют? – продолжила издалека Виола.

Хозяин украдкой пересчитал детей… Два, три – как будто все на месте. Кивнул хмуро.

– Стало быть, настигло вас оскудение музы?

Леон махнул рукой, на которой в творческом стазисе стали даже подживать извечные ссадины, показатели деятельного труда.

– Потешаетесь надо мной, Виола Базилевна, – посовестил он вяло.

Виола не обладала легкостью характера в той степени, чтобы срыв сроков солидного заказа показался ей потешным.

– Пиалы с птицами готовы? – спросила она. Еще теплилось мечта, что их осталось только пропитать льняным маслом.

Вздох Леона разбил ее надежды начисто.

Меж тем урочный срок истекал через две седмицы, а Себастьян еще должен зачаровать пиалы на подогрев и охлаждение блюда.

– Покажите, – попросила Виола, расставаясь с иллюзиями.

Резчик определенно предпочел бы остаться в границах безопасного домена на печи, но все-таки тяжко слез и побрел к противоположной двери, еще более кособокой, чем ее “парадная” сестра. Любезно распахнув скрипучее недоразумение, он пропустил Виолу на двор позади избы.

Здесь под легким навесом господствовал кормилец – верстовой стол хозяина. Сочиненный сложно, он был полон выдвижных полочек и ящичков всякого размера. Увидав такой на торгу, рукодельницы всех времен теряют сон и мысленно раскладывают по его закоулкам клубочки и пуговицы.

Леон же был к своему чудо-хранилищу вполне равнодушен – на верстаке уныло чаяли внимания разного сорта фигурные рубанки, напильники и шкурки. С краю опасно кренилась башня из брусочков красного сандала. В одном, скучающем отдельно, смутно угадывались черты будущей пиалы. Косиножка-паук обрел большую охотничью удачу, расположив над ее неглубокой выемкой свои ловчие сети.

Виола не разделила его нехитрого счастья, живо смахнула паутину и покрутила пиалу в руке. Исследование не изменило очевидного – работа находится в зачаточном состоянии.

– Потеряли прообраз? – предположила девушка. Она никак не могла уложить в голове причину такого фиаско.

В ответ Леон безошибочно открыл один из ящичков и выудил сложенный вчетверо лист дешевой серой бумаги. Его руки тут же оказались привычно покрыты слоем липкой мелкой стружки.

– Велико искушение сослаться на потерю, но лгать не стану, – протянул он Виоле добычу.

Рекомый “прообраз” вмещал нацарапанное углем схематичное изображение пиалы с предписанием "диаметр 16 см”. Ниже располагался еще один круг, походивший больше на гнездо, ибо по внутреннему его краю сидели птицы с несуразно длинными хвостами.

Виоле и они-то удались не с первой попытки, но изящество линий не было ее заботой. Прообраз очерчивает замысел для художника – искусство он творит сам. Должен творить.

– Как же это вышло? В середине апреля вы ручались исполнить столь прекрасных фазанов, что живые птицы восплачут от зависти, – припомнила Виола, переводя задумчивый взор с листа на пыльную заготовку.