Чары

Мадлен и понятия не имела о его чувствах. Ей нравилось, как он с ней говорил, с подчеркнутой вежливостью и дружелюбием, как справлялся о ее здоровье – словно действительно хотел знать, как она себя чувствует, и она вполне оценила то, что он никогда не пытался с ней флиртовать. Она представляла его себе с женой, или с постоянной девушкой, и, по крайней мере, двумя детьми. Но она никогда не расспрашивала его – как никогда не переступала черту, отделявшую ее от других покупателей. Они общались всего лишь в течение тех пяти минут, когда он делал свой выбор продуктов; их разговор вертелся вокруг соуса, который кончился только вчера, и есть ли у него настроение купить халву или мороженое, болтали о погоде – и это было все.

Так было до тех пор, пока однажды, в середине мая 1966-го, Тайлер не зашел в магазин, и, сделав покупки почти беззвучно, пошел было уже к выходу, но неожиданно вернулся. Мадлен стояла у прилавка с сырами.

– У меня есть два билета на концерт Мендельсона, в филармонию, сегодня вечером – вы не хотели бы пойти со мной?

Мадлен была потрясена этим неожиданным приглашением. И от кого – от этого, как была она убеждена, абсолютно сдержанного и по-прежнему едва знакомого ей человека – на личную встречу, вне магазина! Ее замешательство было так сильно, что она уронила острый нож, которым отрезала большой кусок сыра.

– О, Господи! – воскликнул испуганный Тайлер. – Вы не порезались?

– Нет, все хорошо, – она наклонилась, чтоб поднять нож, и уронила три камамбера на пол.

– Merde![98] – воскликнула она едва слышно и тут же стала пунцовой. – Ой, извините меня.

– Нет, это вы меня извините – с вами все в порядке?

– Да, спасибо.

– Билеты… – опять начал, покраснев, Тайлер. – Вы случайно не свободны сегодня?

– Нет.

– О-о…

– Да нет, я имела в виду…

– Ничего, ничего, все хорошо.

Словно его отругали, Тайлер засунул билеты назад в карман, извинился и вышел из магазина, оставив Мадлен в таком смущении, в каком она уже давно не была. Господь знает, она не хотела, чтоб это звучало так обидно и расстраивающе. Он был милым человеком и таким замечательным покупателем. Она быстро нагнулась, чтоб поднять сыры, и обрадовалась, что ее босса не было поблизости, что он не видел, как она была неуклюжа.

На следующее утро, когда он пришел, она уже была внутренне готова.

– Мистер Тайлер, можно вас на минутку?

– Конечно, но если вы о вчерашнем…

– Да.

– Послушайте, мне так неловко – я не должен был спрашивать.

– Но почему же? – Мадлен огляделась вокруг, чтоб убедиться – никто не слышит, и глубоко вздохнула. – Мистер Тайлер, позвольте мне объяснить…

– Но вам нечего объяснять.

– Нет, есть, – настаивала она.

– Ну хорошо, – со смущением сдался Тайлер.

– Я была бы рада пойти с Вами на концерт, но я работаю каждый вечер.

Она запнулась.

– А еще, я чувствую, что должна вам сказать – я не хожу на личные встречи…

– Я понимаю.

– Но мне нужны друзья.

У него немного отлегло от сердца.

– Тогда, может, в другой раз?

– Ну, если вы понимаете…

– Конечно, – Гидеон смотрел ей в глаза, чувствовал знакомую слабость в ногах и благодарил Бога, что это незаметно для других. – А где вы работаете по вечерам?

– Иногда – здесь, а в остальное время – в ресторане около Таймс-сквер.

– О, да вы занятая леди.

Он выяснил название ресторана и пошел туда назавтра. Это был субботний вечер, и очень оживленный. Он смотрел, как Мадлен приносила подносы, принимала заказы, наливала напитки, а потом, божественно прелестная в своем смокинге, пела вместе с другими песенки из «Оклахомы», «Вестсайдской истории» и «Оливера». Когда она задержалась у его столика, налив ему кофе, Гидеон был осторожно дружелюбен, боясь оказаться назойливым и бесцеремонным. Да и потом, ведь это он сам ее нашел, не она его, и это не давало ему права на дружеские отношения. Когда она принесла ему чек, он просто сгорал от смущения. Разве можно оставить деньги женщине, в которую влюбился? С другой стороны, он не хотел, чтоб она догадалась об этом; и если он даст ей щедрые чаевые, ей может показаться, что он смотрит на нее свысока. Но если он даст мало, она может подумать, что он мелочится из-за денег. Поистине, дурацкое положение!

Они стали настоящими друзьями две недели спустя – при идеально естественных, ненавязчивых обстоятельствах. Будучи любителем джаза, Тайлер часто посещал многие местечки в Гринвич-Виллидж, иногда – чтоб просто послушать, иногда – брал с собой свой саксофон, если симпатизировавший ему управляющий уделял ему пять минут. Управляющий сам был непрочь излить разочарования и неудачи прошедшего дня этому – кто знает? – может быть, будущему отличному исполнителю блюзов в стиле Чарли Паркера. Гидеон считал себя средним исполнителем и малого таланта, но его энтузиазм иногда так захватывал слушателей, что они были необыкновенно щедры на аплодисменты.

Этим вечером он сидел в нише кафе О-го-го! потягивая кофе, который уже остывал, когда вдруг услышал:

– Вы полюбили ее в прошлый раз, и поэтому мы пригласили ее снова. И вот – с вами снова она, искорка света Парижа в ночи – Мадди Габриэл.