Чары Платона

навлекает на себя «рокочущую волну насмешек и бесславия», а, те самые люди, которых Платон

в процитированном ключевом фрагменте требовал «в

быть может, даже смерть.

обязательном порядке отстранять». Действительно, имеются

Был ли он тщеславен? Он тянулся к звездам, к

некоторые независимые свидетельства в пользу такой гипотезы56

богоподо-бкю. Иногда я спрашивал себя, нельзя ли объяснить

.

Точно так же мы могли бы ожидать, что в «небольшое число

восторги по поводу Платона отчасти тем, что он выразил тайные

достойных» включен Платон и, вероятно, некоторые его друзья

мечты многих60? Даже тогда, когда он выступает против

тщеславия, мы не можем избавиться от чувства, что именно

(возможно, Дион). И на самом деле, продолжение данного

фрагмента почти не оставляет сомнений в том, что Платон здесь

тщеславие его вдохновляет. Философ не тщеславен, уверяет

говорит о себе: «Все вошедшие в число этих немногих ...

нас Платон61: ведь «менее стремятся к власти те, кому

довольно видели безумие большинства, а также и то, что в

предстоит править». Объясняется это тем, что статус

государственных делах никто не совершает, можно сказать, философа очень высок. Он, общавшийся с божеством, может

ничего здравого и что там не найти себе союзника, чтобы с ним

спуститься с высот к смертным, жертвуя собой ради интересов

вместе придти на помощь правому делу и уцелеть, —

государства. Он не стремится придти, но он готов это сделать

напротив,

если человек, словно очутившись среди зверей, не пожелает

как естественный правитель и спаситель. Он нужен простым

сообща с ними творить несправедливость, ему не под силу будет

смертным. Без него государство погибнет, так как лишь он

управиться одному со всеми дикими своими противниками, и, один знает секрет его сохранения — как задержать

прежде чем он успеет принести пользу государству или своим

вырождение.

друзьям, он погибнет... Учтя все это, он сохраняет спокойствие и

Мне кажется, что идея верховной власти правителя-фи-

делает свое дело. .»57

лософа служит ширмой стремлению к власти Платона. Пре-

Эти горькие и совсем несократовские58 слова

выражают сильное негодование и, конечно, принадлежат не

красный портрет верховного правителя — это автопортрет.

Сократу, а самому Платону. Однако, чтобы оценить это личное

Сделав это поразительное открытие, мы можем по-новому

признание во всем объеме, его следует сравнить со следующим: взглянуть на этот внушающий трепет автопортрет, и если мы

«Ведь неестественно,

сможем взять на вооружение небольшую порцию сократовской

иронии, возможно, этот портрет не покажется нам столь

ужасающим. Мы различим в нем человеческое, слишком

человеческое. Возможно, мы даже почувствуем некоторую

198

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ПЛАТОНА

жалость к Платону — человеку, который, вместо того, чтобы

Глава 9. ЭСТЕТИЗМ, УТОПИЗМ И

стать первым царем философии, стал ее первым профессором, ИДЕЯ СОВЕРШЕНСТВА

человеку, не осуществившему свою мечту —

царственную

идею, созданную по его собственному образу. Вооружившись

Сначала все надо уничтожить. Вся наша

порцией иронии, мы, возможно, увидим, что история Платона

имеет печальное сходство с невинной и бессознательной

проклятая цивилизация должна исчезнуть, сатирой на платонизм —

прежде чем мы сможем привнести в этот мир

с историей «Безобразной таксы» по

имени Тоно, создавшей по своему образу царственную идею

порядочность.

«Великой собаки» (однако впоследствии, к счастью, обнару

Мурлан из «Семьи Тибо» Р. Мартен дю Гара

-

жившей, что она и есть на самом деле Великая собака)62.

Каким памятником человеческому ничтожеству является

Мне кажется, что особенно опасен заложенный в программе

идея правителя

Платона подход к политике. Анализ этого подхода имеет очень

-философа! Какой контраст она составляет с

простотой и человечностью Сократа, предостерегавшего по

большое практическое значение с точки зрения рациональной

-

литика против опасности ослепления собственной властью, социальной инженерии. Этот платоновский подход может быть

совершенством и мудростью и пытавшегося научить его самому

охарактеризован

как

утопическая

инженерия

в

важному, а именно тому, что все мы —

противоположность другому виду социальной инженерии, хрупкие люди. Какое

падение — от сократовского мира иронии, разума и честности к

который мне представляется единственно рациональным и

платоновскому царству вождей, магическими силами

который может быть назван постепенной, поэтапной инже-

возвышаемых над обычными людьми, хотя и не настолько

нерией (piecemeal engineering)*.Утопический подход особенно

высоко, чтобы уберечь их от использования лжи или от

опасен потому, что он может показаться очевидной аль-

постыдной сделки шамана — в обмен на власть над своими

тернативой безудержному историцизму, т. е. радикальному

товарищами поведать им магические рецепты приумножения

историческому подходу, который подразумевает, что мы не

скота.

можем изменить ход истории. В то же время он оказывается

необходимым дополнением менее радикального историцизма —

такого,

например,

как

платоновский,

допускающего