Час до конца сентября (СИ)

— Сейчас, только лупу возьму! Еще раз Наташу обидишь, я тебя прокляну, иссохнет твой стручок, дети смеяться будут! Бойся меня, я — ведьма рода старинного, напущу на тебя все болезни по мужской части по щелчку пальцев! — Боже, что она несет? Как теперь выбираться из этого ада?

— Э, остынь, рыжая! — мужик погрозил Ире пальцем. — Я ж вижу, соседа к себе приворожила, мало тебе, ко мне пришла?

Санька вдруг резко подпрыгнул, схватил Иру в охапку, повалил на пол, суетливо заелозил ляжками по ногам, зажав ей рот грязной лапой:

— Попалась! Я давно подозревал, что ты со мной хочешь! Хочешь, вижу. Даже денег не пожалела, чтоб у подружайки мужика отбить? Я согласный, плати мне, буду и к тебе ходить! Расскажу докторишке при встрече, как сама прибежала, ноги раздвинула! Гладкая какая, сладкая ягодка! Буду к тебе ходить теперь, а потом Решадку твоего позовем, покажу ему, как с бабой надо обращаться!

От боли и страха Ира отчаянно молотила ногами по старым половицам, пыталась достать обидчика, задыхаясь под тяжелым телом от нехватки воздуха, вони давно не мытого тела и запаха перегара. Раз сто уже пожалела, что не надела штаны! Юбка перекрутилась на талии, бюстгальтер съехал с груди, сжимаемой до боли ручищей. Потихоньку силы оставляли ее, неловко завернутой за спину ладонью она уже ощущала его напряженный член меж ягодиц…

Сашка привстал, рванул изящные трусики, но тонкое кружево выдержало, треснуло, впиваясь в нежную кожу, не разорвалось. При мысли, что это дорогущий комплект, на границе обморока Ира вдруг разозлилась за свое бельишко, не этому мужику его рвать!

Откуда силы взялись, схватила за буйную растительность мужского паха, сжала в кулачок, вырвав клок жестких черных волос. Алкаш заверещал от боли, ослабил хватку, и Ирка перекатилась на бок, села, отползая от обидчика, вскочила на ноги, удержалась, закричав сдавленным голосом, подражая киношным ведьмам:

— Заклинаю ветрами сильными, огнями могучими, водами текучими, нет у тебя больше силы мужской, всю забрала, по свету развеяла! Тьфу на тебя!

И резко выкинула с ладошки вонючую шерсть в сторону окна.

Санька с удивлением посмотрел себе между ног, где на глазах съеживалось то, чем он так гордился.

— Не мужик ты больше, и руки твои ослабнут, и ноги! Кто посмел обидеть высшую ведьму, тот сам свою силу ей отдал!

Испуганно икнув, Сашка неловко пополз в сторону спасительного выхода, путаясь в штанах, перевалился через порог, кое-как встал в сенях, споткнулся о злополучную босоножку, свалив на пол бочку.

Внезапно на многострадальную голову пропойцы с верхней полки с грохотом посыпалась старая посуда, будто прицельно метя в ненавистного хозяина. Каждая щербатая тарелочка норовила не пропасть даром, не разбиться без подвига, где ребром, где плашмя, избивая пропойцу. Санька, придерживая штаны, с диким воем выбежал на двор, треснул створой, вырезанной в железных воротах, и его крики: «Ведьма! Там ведьма, меня ведьма околдовала!» слышала вся округа. Встречные односельчане качали головами — допился мужик до белой горячки…

Ира кинулась к подруге, подняла ее на кровать, не обращая внимания на свой растрепанный вид. Обоих трясло в истерике. Ната тихонько причитала, осознав, что едва не натворил ее муженек:

— Ты только мальчишкам нашим ничего не говори, Ириш, пожалуйста, сядут ведь за урода, я ж за них больше боюсь, чем за себя. Не пожалеет Решад, если узнает, что этот выродок тебя пытался изнасиловать, убьет сразу, и сядет ведь…

— Не скажу, обещаю, самой стыдно. Давай-ка мы с тобой умоемся, успокоимся, и ко мне, хорошо? Я Таню к Азале отправила, она не видела всего… этого.

— Ох, Ир, она еще хуже видала. Десять лет я эту зверюгу обслуживаю, все бывало.

— Подожди, тебе же только двадцать шесть будет? Так же нельзя!

— Ирка… Пойдем на двор, а? Не могу я здесь, все козлом провоняло.

— Давай, осторожно пойдем, тихонько, держись за меня, — Ире самой было неприятно находиться в комнате, хотелось свежего воздуха и курить, хотя уже неделю держалась без сигарет. И в ванну, оттереться самой жесткой мочалкой от воспоминаний.

— Ой, твоя босоножка валяется? И сумочка.

— Ага. Я зашла когда, испугалась вашего скандала, оступилась, и ремешок за бочку эту зацепила. Наташ, я чуть не поседела! — трясущимися руками надела обратно обувь Ира, подобрала свою сумку. — Стою, и ни туда, ни сюда, и Сашку боюсь до одури, и тебя выручать надо. Думаю — сейчас дверь распахнет, а тут я стою, как бабка Фирюза, подслушиваю. Стыдно! Я ж трусиха еще та, а когда ситуация критическая, не соображаю, что творю.

— Ну, ты и устроила концерт, я, когда очухалась, испугалась, когда ты вскочила. Стоишь над ним, трясешься, не своим голосом завываешь, аж молнии из глаз летят! Любого проймет, не то, что моего, он «Битву экстрасенсов» смотрит с открытым ртом, как ребенок! — тихонько, сквозь боль, засмеялась Ната, перебираясь через груды битой посуды. — Все свекрухино богатство дрепнулось! Она ж ничего не выкидывает, сколько лет это хламье складывала! Еще с советских времен тарелочки. На счастье!