Час кроткой воды

– Это и есть твой напарник, сынок?

Не «новый напарник». Просто – «напарник». И это правильно. Какой он, к шуту, новый – два-то года спустя?

Мать спросила правильно.

– Это и есть, – улыбнулся Най.

И его улыбка тоже была правильной.

В дом к парню из Подхвостья пришел не сын вельможи, а напарник.

И Шан наконец-то смог разжать руки и опустить короб на подставку возле стола, на котором уже дымилась, исходя ароматом, жареная рыба – и когда только мать успела ее туда поставить?

Рыбе отдавали должное от души. Тье уписывал ее с каким-то растерянным восторгом. Вьюн от Воробья не отставал. На лице его было написано искреннее и даже немного простодушное удовольствие.

– А знаешь, Шан, ты был прав, – признал он. – Лучше, чем госпожа Облако, рыбу в Далэ не жарит никто. Я, по крайней мере, лучшей не пробовал. А я здесь уже два года живу, всякой стряпни отведывал – но не такой. Пожалуй, даже и в столице я лучшей рыбы не едал, хотя вот уж где ее готовить умеют, а вот поди же…

Обычно похвала от малознакомого человека вызывает смущение. Бывает, что и подозрение – а зачем он пытается подольститься, с какой такой целью? Но Облако лишь улыбнулась в ответ – тепло и мягко, словно стряпню ее нахваливал не чужой, впервые увиденный ею человек, а давний друг или даже родич, вернувшийся после долгой разлуки. Так улыбаются племяннику или сыну подруги детства. И это не тревожило Шана, а отчего-то неожиданно успокаивало.

– Нравится? – только и спросила она, и Шан почти въяве услышал не сказанное ею свойское «сынок».

– Очень, – кивнул Най. – Мне и вообще у вас нравится. Так уютно, просторно…

А вот этому поверить Шан уже не мог ну никак. Чтобы сыну вельможи его жилище показалось просторным? Да не может такого быть!

Значит, врет.

Все-таки врет.

И неважно, зачем. Даже если для того, чтобы пощадить чувства напарника и его семьи. Главное, что врет.

От этого на душе сделалось муторно. Недавняя радость исчезла, словно и не было ее.

– Смеешься? – буркнул Шан, стараясь не выказывать раздражения.

– Нет, – удивленно возразил Най. – С какой бы стати?

– Хочешь сказать, что у меня тут прямо хоромы? – Шан понимал, что сам загоняет себя в тупик, но поделать с собой ничего не мог. Мысль о том, что Най зачем-то врет, и притом еще и упорствует, была слишком отвратительной, чтобы он мог с нею смириться.

– Да после моего «пенала» в «Тушечнице» у тебя и вообще дворец, если хочешь знать, – хмыкнул Най.

– После чего?! – ахнула мать.

Отец, привычно немногословный, и тут не примолвил ничего, только головой покачал.

Было чему дивиться. «Тушечница» была гостиницей совершенно особого рода. Злые языки недаром поговаривали, что разместиться с удобствами в ее крохотных комнатушках может разве только кисть для письма. Оттого и прозвали их «пеналами». Однако толпы кандидатов, регулярно съезжавшихся на областные экзамены, «пеналы» вполне устраивали. Дешевый ночлег, и вдобавок от экзаменационной палаты недалеко. Конечно, кандидаты побогаче старались снять себе жилье попросторнее – но не они составляли основную массу соискателей. Во время экзаменов в «Тушечнице» не было ни одного свободного «пенала». Тесноту можно перетерпеть, зато по кошельку не бьет. Однако в промежутках между экзаменами «Тушечница» стояла полупустой. Останавливались в ней совсем уж малоденежные постояльцы, для которых выбор был невелик: или крохотная комнатенка и самая простая еда в гостинице, расположенной все-таки в приличном районе, или сомнительные постоялые дворы, чья дешевизна уже была признаком их небезопасности. Съезжали из «Тушечницы» при первой же возможности, едва покончив с делами. Те, что приезжали полюбоваться красотами города и приятно провести время, располагали средствами приискать себе пристанище получше. А уж поселиться в «пенале» на целых два года… неслыханно!

– Так ты в «Тушечнице» живешь? – ошеломленно произнес Шан, не в силах поверить в такую небылицу.

– Живу, – подтвердил Най, – и столуюсь. Ну, не полностью, завтрак только. Чисто, тихо, завтрак включен в оплату. Вот обед или ужин – за свой счет, но обычно я туда только на ночь глядя возвращаюсь, так что это редко случается. Тесно, конечно. «Пенал» есть «пенал». Кровать – такая, что иная лавка шире будет. Столик откидной при стенке, так что работать можно. Место для сундучка с пожитками, ниша в стене для книг – это же все-таки для приезжающих на экзамены заведение. Ну, и для одежды ниша. Плечи расправить еще можно, а вот руки в стороны развести – уже не очень.

– И тебя устраивает?! – изумился Тье.

– Вполне. А почему нет? Я ведь молодой, холостой, мне хватает. Другое жилье мой кошелек растрясло бы посущественней. А я ведь столичная цаца, я роскошь люблю. На жалованье не пошикуешь, сами понимаете. Так что хочешь излишеств – изволь в чем другом сократиться.

Най смеялся. А вот Шану было не до смеха. Теперь, когда он понял, что Вьюн не врал, Храмовой Собаке сделалось неловко за недавние подозрения. И к тому же его сознанием завладела неожиданная мысль: а что именно Най называет роскошью? Той роскошью, которую он может позволить себе на жалованье?