Час ночных кошмаров

Джилиан услышала быстрые шаги у двери. В комнату влетела мама.

— Джилиан, что случилось? Почему ты кричала?

Повернувшись к миссис Уорнер, Присцилла успокаивающе улыбнулась ей.

— Все в порядке. Просто Джилиан приснился кошмар. Но сейчас уже все прошло.

— Опять кошмар, — вздохнула миссис Уорнер. — Ох, Джили, я виновата, что задержалась. Извини.

— Ничего, мама. Все нормально, — пробормотала Джилиан, садясь в кровати. — Просто еще один дурацкий сон.

— Спасибо вам, Присцилла, что вы за ней присмотрели, — сказала миссис Уорнер. — Это так любезно с вашей стороны. Ох, а что это у вас со щекой? Похоже, глубокие порезы.

Джилиан взглянула на лицо девушки и ахнула.

Присцилла осторожно провела рукой вдоль четырех темных полосок на щеке.

— Кот, наверное, царапнул. — Прищурившись, она посмотрела на Джилиан: — Конечно, кот, кто же еще… верно?

Я не Мартин

Предисловие

Откуда вы берете свои сюжеты? Я часто слышу такой вопрос. Могу ответить — все, абсолютно все, что угодно, может стать поводом для написания рассказа.

Этот рассказ появился из одной услышанной фразы. Одной-единственной фразы мне хватило, чтобы сочинить то, что, по-моему, можно считать моей самой леденящей душу историей.

Какая фраза? Я случайно услышал ее в городском автобусе. На сиденье напротив болтали двое ребят, и я услышал, как один из них — его звали Нейт — сказал: «На Хэллоуин я буду в больнице, мне будут вырезать гланды».

Этого мне было достаточно. Мой мозг включился и заработал. «Больница — такое место, которое вполне может нагонять страх», — подумал я. А если это ночь Хэллоуина? Какие особые страхи могут ждать Нейта в больнице в ночь Хэллоуина?

Я поспешил домой, к компьютеру. Если вам придется ложиться в больницу, помните — это всего лишь рассказ. На самом деле такого никогда не могло случиться… Или могло?

* * *

Первое, что я заметил в больнице, были противные зеленые стены. Такого блеклого унылого тона. Почти серого. Цвета неба в дождливый день.

В честь Хэллоуина кто-то подвесил к потолку оранжевые и черные гирлянды. На некоторых дверях были прикреплены нарисованные на картоне колдуньи и тыквы с прорезями для глаз и рта.

Но от всех этих украшений было мало толку. Даже если бы вы вошли сюда в веселом настроении, тоскливый цвет стен испортил бы его, заставив вас почувствовать грусть, неуверенность и страх.

А у меня-то уж точно настроение было совсем не веселым, когда я шел вместе с родителями по длинному зеленому коридору, направляясь в свою палату.

Мама сжала мою руку. Ее ладонь была теплой. А моя — холодной и влажной.

— Тебе не о чем волноваться, Син, — тихо произнесла она.

Она смотрела прямо перед собой. Ее каблуки цокали по кафельному полу.

Отец, проходя мимо каждой зеленой двери, тихонько проговаривал номера палат:

— Б — двенадцать… Б — четырнадцать… Б — шестнадцать…

— Вырезать гланды — это пустяк, — сказала мама. Она говорила это уже в сотый раз. — Денька два-три поболит горло. А потом все пройдет.

Цок-цок, цок-цок… Звук маминых шагов разносился по длинному коридору, как тиканье часов. Часов, отсчитывающих секунды до трагической развязки.

— Но зачем мне их вырезать? — заныл я. — Я уже как-то успел к ним привязаться!

Мама и отец засмеялись. Мне всегда легко удается их рассмешить.

Эта способность мне иногда очень помогает, когда родители на меня сердятся. Сейчас, конечно, они не сердились, но я всегда начинаю шутить, когда нервничаю.

— Ты только подумай: никаких тебе больше ужасных ангин каждый раз, как только немного простынешь, — сказал отец, следя за номерами дверей. — Никаких больше воспаленных миндалин.

— Ага, рассказывай, — пробормотал я. — Ни одному из моих друзей гланды не вырезали. Почему же мне надо их вырезать? Да еще на Хэллоуин!

— Так уж тебе повезло, — сказал отец.

Он тоже большой шутник.

— Но ведь Хэллоуин — мой любимый праздник, — продолжал я. — Обожаю пугать людей и когда меня пугают. А теперь я все это пропущу.

Откуда мне было знать тогда, что этот Хэллоуин станет самым страшным в моей жизни…

Когда мы завернули за угол, я услышал громкий детский плач.

Мама вздохнула.

— Здесь так много больных детей, Син. Тяжело больных детей. Ты должен помнить, что тебе еще повезло.

Через несколько секунд мы встретились с одним из таких ребят.

Его звали Мартин Чарльз. Я прочел его имя на табличке, прикрепленной к спинке его кровати в ногах.

Я увидел Мартина, когда мы остановились у открытой двери палаты номер Б — двадцать два. Кровать Мартина была у окна. Пустая кровать — моя — стояла напротив, возле тошнотворно зеленой стены.

Я уставился на моего соседа по палате: небольшого роста, с темными глазами и очень коротко стриженными темными волосами. Он сидел на краешке кровати и дрыгал ногами, сердито глядя на двух медсестер в белых халатах.

— Я не Мартин! — кричал он.

Одна медсестра тянула к нему руку со шприцем. Вторая пыталась закатить рукав его зеленого больничного халата.

— Мартин, будь умницей… — уговаривала она.

— Я не Мартин! — вновь выкрикнул он. И выдернул руку из пальцев медсестры.

Она растерянно ахнула и отступила назад.